— Но ректор… и инспектор Крейг…
— Возможно, у них есть свои способы сохранить информацию и доверие к ней. У меня — свои. Пишите, Элизабет.
Ненормальный! Нужно быть совершенно чокнутым, чтобы такое требовать!
Но, если подумать, идея не лишена смысла.
— Хорошо, — я взяла у него нож. Расхожее выражение «врезаться в память» обрастало новым смыслом. — У вас есть бинты и что-нибудь для дезинфекции?
— Найду.
Он вышел из комнаты и через две минуты, которых мне, наверное, хватило бы, чтобы вылезти в окно и бежать отсюда подальше, вернулся со стопкой салфеток и бутылкой анисовой водки.
— Подойдет?
Я открыла бутылку и принюхалась.
— Подойдет.
Сделала глоток прямо из горлышка.
— Элизабет!
— Мне нужно настроиться, — я сморгнула выступившие слезы. — Не каждый день такой живописью занимаюсь.
— Отдайте, — Вульф отобрал у меня бутылку и сам отхлебнул немного. Достал из-под стола сумку, с которой ходил на занятия, и вынул из нее пузатую баночку. — Кровоостанавливающий бальзам, ношу с собой на практику.
— Нужен другой свет, ярче. И вам придется сесть… нет, лечь. Лучше на пол, чтобы не испачкать кровать.
Я надеялась, что крови будет не слишком много. Вспоминала расположение крупных сосудов, чтобы не повредить ненароком… Экзамен по анатомии, блин!
Саймон зажег газовые рожки и растянулся на полу. Я села рядом, подогнув под себя ноги. Смочила салфетку водкой и протерла нож, затем — грудь боевика.
— Щекотно, — улыбнулся он.
— Это ненадолго, — утешила я угрюмо.
Поглядев на бутылку и усилием воли отказавшись от мысли выпить еще чуть-чуть, сжала нож, ухватившись за клинок почти у самого острия, как держат карандаш, и провела на коже бывшего куратора короткую линию. Посмотрела на появившиеся капельки крови и все-таки глотнула еще водки.
— Вы меня царапаете, — укоризненно выговорил Саймон. — А нужно резать. Достаточно глубоко, чтобы остались шрамы, но не настолько, чтобы пришлось накладывать швы.
— Как это?
— Вы у нас целительница, вам лучше знать. И отставьте бутылку. А то я потом не разберу ваши письмена.
— Ладно… — я облизала пересохшие губы и провела новую черточку, глубже и длиннее. Крови тоже выступило больше. Я стерла ее пропитанной бальзамом салфеткой.
Вырезав таким образом три буквы первого имени, я столкнулась с новыми сложностями.
— Неудобно. Надо с другой стороны. Или… Это будет не совсем прилично…
— Полагаете, еще не поздно беспокоиться о приличиях? — кривясь от боли, спросил боевик.
Я сочла это разрешением, подобрала юбки и уселась ему на живот. Дело пошло быстрее. Но видел бы это кто-нибудь со стороны!
— Мистер Вульф, вопрос несколько запоздал…
— С-саймон, — выдохнул он с присвистом.
— Что?
— Вы сидите на мне с ножом в руке. Думаю, этого достаточно, чтобы обращаться ко мне по имени.
— Саймон, — мне самой так нравилось больше, — а ваша мать…
— Не войдет сейчас? — понял он. — Нет. Во-первых, я закрыл дверь на ключ. Во-вторых, у мамы проблемы со сном, и доктор Грин прописал ей снотворные капли. До утра ее и канонада не разбудит.
— Грин? Он ее доктор?
— Да. А что?
— Да так, — я пожала плечами. — Знаю его немного. Неприятный человек.
— Доктор? — не поверил Саймон. — По-моему, он интересный. Умный, начитанный. Знает много занимательных вещей.
Угу. В частности, о драконах. И водит дружбу со специалистом по мистическим существам.
— Вам не кажется, что он странный? — спросила я боевика.
— Нет. А вот вы странная… в хорошем смысле. Не обидитесь, если я скажу?
— Не знаю. Но у меня нож.
— Вы не очень мне нравились, когда были моей студенткой. Возможно, потому что я не знал вас как сейчас.
— Возможно, — согласилась я, приготовившись вырезать очередную букву. — Подобные занятия сближают, да?
Дальше общаться уже не получалось. Обменивались короткими фразами время от времени, чтобы разрядить напряженную тишину, но Саймону все же было больно, а мне — страшно и тревожно. Наконец все четыре имени были вырезаны на груди боевика. Я стерла кровь, смазала порезы бальзамом и накрыла салфеткой. Поднялась на ноги, успевшие затечь за время сидения, и тут же рухнула на стул. Руки только теперь, когда все закончилось, мелко задрожали.
Саймон встал с пола вслед за мной. Выглядел он после «росписи» неважно: в лице ни кровинки, волосы надо лбом взмокли, — но держался бодро. Во всяком случае, на стул он не упал, а аккуратно опустился, придерживая салфетку, уже напитавшуюся кровью.
— Я могу спать в кресле, — заявил без предисловий. — Вы ляжете на кровати.
— Но…
— Одну я вас не отпущу. Проводить сейчас не смогу. Поэтому вы остаетесь. Утром активируют портальную сеть, и я выведу вас, куда скажете.
— А…
— Мать уходит рано, мы не столкнемся, не волнуйтесь.
На самом деле я не думала о мисс Милс. Хотела сказать, что должна вернуться в общежитие тем же путем, что и вышла, чтобы моя охрана могла поутру встретить меня у крыльца. Но, подумав, махнула рукой.
— Утром — в лечебницу, — согласилась на предложение Саймона. — Но на кровати ляжете вы. В кресле вам будет неудобно. А я…
Посмотрела на кровать. Места на ней хватило бы для двоих. Но не в мире, полном условностей… которые мы сегодня то и дело нарушаем…
Саймон проследил за моим взглядом и кивнул:
— Я лягу справа, вы — слева. Одеяло берите себе.
Приятно, когда тебя понимают без слов.
Еще приятнее, сняв сапоги, растянуться на постели и закрыть глаза.
— Вы же не считаете меня распущенной? — спросила я боевика, устроившегося с другого края.
— Нет, — заверил он. — Распущенной — нет.
«А какой?» — хотела спросить я, но сама придумала ответ.
Не от мира сего.
ГЛАВА 24
Мне снился сон.
Обычно, когда спишь, не понимаешь, что все не по-настоящему. Но сейчас я точно знала: это сон. Только во сне можно висеть в безбрежном космосе, наблюдая вокруг себя движение сверкающих мириадами звезд галактик.
Завораживающее зрелище. Волшебное, нереальное…
Угнетающее.
Несложно осознать себя одной из многих женщин в жизни мужчины, одним из сотни винтиков в махине огромного предприятия, одной из нескольких тысяч студенток магической академии… песчинкой в океане… Но совсем другое — почувствовать себя ничтожной пылинкой в безмерности Вселенной. Понять, что ты — никто и ничто, пустота в пустоте, и сказочные эти галактики, в которых непрерывно загораются и умирают миллиарды солнц и рассыпаются пылью сходящие с орбит планеты, никогда не узнают о твоем существовании, а если и узнают, то лишь на тысячную долю секунды и тут же забудут, отвлекшись на рождение очередной сверхновой. И ты никогда не поймешь, о чем они говорят между собой, зажигая и убивая звезды лишь для того, чтобы послать друг другу короткий сигнал…
