— Заряжай!
Не удержался, перегнулся через парапет, поглядеть.
Конница все ближе, они уже взяли разгон, их не остановить. И как раз нацелились они в проломы. Ну а что, конь‑то тут пройдет, а там уже на улицы… Пехота уже не так нужна, чтобы стены ломать, стены‑то вот уже сами сломаны, вливайся в веселую тусовку! Успей пограбить, пока другие не успели!
Передние, вырвавшиеся из общего строя, летят на землю, путаются в колючей проволоке, с кусков торта люди тоже натыкаются на проволоку, падают, кричат, пытаются её рубить, а остальные тормозят коней, густо летят стрелы, на нашей стороне им отвечают ругань и стоны.
Подоспела пехота, нападавшие уже смешались, вот единая толпа лавой хлынула к проломам, в бахроме из запутавшихся в колючей проволоке невезунчиков, дикий ор слился в одно слитное "Ааа", перемежаемое грохотом оружия…
Пушкарская обслуга работала быстро.
Всунуть внутрь картуз с зарядом, примять шомполом. В затравочное отверстие вставили уже нарезанный заранее фитиль, умяли его внутрь шилом, закатили второй картуз, с зарядом.
Обрезки железных гвоздей в плотном шелковом картузе. Блин, по цене как вышло… Уж лучше б медными монетами стреляли, это получилось бы подешевле! Или десятку наемников… Ну ничего, проволоку делаем, в следующий раз дешевле станет…
— Товсь!
Вихор сменил флаг на красный, поднял его над головой.
— ОГОНЬ!
Я уже инстинктивно прижался, памятуя о своем мире, где как сказал "огонь", так пушка и пальнула. Но тут‑то, с медленно горящими фитилями, времени было достаточно, чтобы присесть на колени и поплотнее прижать ладони к ушам.
Рявкнули пушки, на этот раз мерно так, глухо, уверенно, и все впереди заволокло черно — серым смрадным дымом. Налетевший ветер рвал его в клочья, унося дальше, через город, к океану.
И открывалась картина ещё не разгрома… Но уже чего‑то близкого к тому.
Железная картечь легла куда как более кучно. Или виной всему было то, что отряды приблизились на более близкое расстояние? Или, скорее всего, просто ломанулись они все сюда, а отсюда‑то им и досталось…
Не знаю, пока что не знаю, потом надо будет выяснить.
Перед каждой пушкой в толпе как корова языком лизнула. Валяются вперемешку тела людей и лошадей, поломанные лестницы, разное дреколье. Живых не видно, я даже и сам не ожидал, что такой ужасный результат будет. Да в упор практически! А между них, между прогалов этих со смертью и разрушением сгрудились уже не солдаты, толпа просто, оглядывались, вертели головами, и чаще всего назад, в сторону тыла. Те, кто сзади, ещё не осознали происходящего и напирают, людское море захлестывает редкие островки ошеломленных выживших, путается в колючей проволоке, мелькают мечи и топоры, проволока неохотно рвется, столбы сдаются и их начинает выворачивает под тяжестью напирающих тел.
Я представил, что же такое твориться сейчас там, с живой плотью, в которую впиваются эти колючки, и мне стало плохо.
И тишина. Почему такая тишина?
Тишина вдруг взорвалась истошным даже не ржанием, а визгом израненных, умирающих лошадей и криками людей.
Плохая шутка получилась! Спереди конные отряды, которых "ежики" разбили на группы людей, позади напирает пехота, некоторые ещё не знают, что происходит, позади тоже конница, стремиться влиться в общее веселье, а вперед коняшкам не пройти, тут смерть просто!
Все застыло в жутком равновесии.
— Бань!
Прислуга работает как проклятые. Жих, жих, жих, пшшш, бам — ц, и вот уже вверх взмыли зеленые флажки.
— Товсь!
Глаза Вихора круглые — круглые, он поднимает вверх флажок.
— ОГОНЬ!
Следующий залп, куда как более стройный и быстрый, влепился в передние ряды, утонул в податливо расступившемся людском море.
И я ощутил, как тогда, в камере Ночного короля, или ещё даже раньше, когда королева с графом Урием пытались меня отравить, что теперь мы победили. Что я сильнее, и я победил.
Как будто пресыщенный раствор превращается в кристалл, стоит добавить туда крупицу соли, и так же войско конных и пеших на каком‑то этапе боя превращается в беспорядочно сгрудившуюся толпу. Заволновались, конные остановились и стали пытаться двигаться назад, но не получалось у них это пока что.
Но это уже не войско. Это толпа.
Пора.
Я глянул назад, туда, где переминались с ноги на ногу тройка гонцов, прихваченных с собой.
— Эй!
На меня белые лица, не только гонцов, но ещё и остальных всех. Не только я видел, что делали пушки со степняками. И если я хоть примерно представлял, что же будет‑то, то они и в страшных кошмарах…
— Два гонца! Один к графу Виктору, чтобы занял место графа Лира! Второй к графу Лиру, ударить кочевникам во фланг! Пошли, что встали!
Двое сорвались, с места вскочили в седла лошадок, дали шпоры, исчезли среди натащенного строительного мусора. Ну, теперь‑то… Так, а что там моя пушкарская команда‑то? Обернулся к ним.
— Бань!
Снова банники мелькают в руках пушкарей, Вихор шатается, но машет флажком, а толпа кочевников застыла, застыла в страхе и непонимании происходящего. Передние бегут, а задние напирают, вот кто‑то и из лагеря присоединился даже.
В эту‑то толпу и разрядили мы ещё один полновесный залп отборной железной картечью.
Ветер сдувал дым, и в бинокль я видел, как картечь впивалась в людей, шляпки старых имперских и рохнийских гвоздей пробивали плотные стеганные малахаи и лошадиные бока, в щепы крушили осадные сооружения, те самые, на избы похожие.
И над этой толпой кто‑то из подмастерьев мастера Виктора запустил ракеты из фейерверков. Обычные такие, с пороховой мякотью, шутихи скорее. С противным шипением, оставляя за собой клубы дыма и пылая то красным (это семена какого‑то местного растения), то зеленым (это я уж не знаю, что туда мастер Виктор намешал) огнем пронеслись со стены и затерялись где‑то в толпе.
Миг, и началась уже откровенная паника. То, что было до этого, было так, ерундой. Здоровенная орда окончательно превратилась в большую толпу до полусмерти потерявших разум от ужаса людей, мечтавших только об одном — чтобы все это побыстрее кончилось, так или иначе.
Вся огромная масса людей вдруг осела, словно из неё выдернули какой‑то стержень. Отхлынула, оставляя после себя тела и брошенное оружие. Степняки завопили, на одной ноте, то ли призывая богов, то ли от ужаса, началась страшенная давка, когда передние пытались обогнать задних, а верховые врезались в толпу, нахлестывая обезумевших лошадей, стаптывая таких же обезумевших людей, расчищали себе путь к спасению оружием, а задние не понимали, что ж это такое происходит‑то там, впереди?
