Один из писцов — порученцев, отличавшиеся, видимо, луженой глоткой, двинулся к выходу, где‑то там устроился подальше и начал зычно выкрикивать в толпу. Отсюда его почти не слышно.
А вот теперь изюминка, допрос наших козлищ. Уж эти‑то пойдут паровозом друг за другом, на радость моему народу!
Они моих надежд не обманули, матерщина и угрозы сыпались неостановимым потоком. Да, поджигали. Да, гвардейцев поубивали — могли б, и больше поубивали. Да, грабили и убивали, и как только покинут зал суда, будут убивать и грабить вновь, ибо сказано "днем деньги ваши, а ночью наши!". В процессе публика волновалась, дамы охали и ахали, в ход шли платочки и большие длинные веера — опахала, которыми усиленно работали запыхавшиеся слуги.
— По совокупности совершенного, а именно попытка поджогов складов с зерном и убийства королевских воинов, а также учитывая принадлежность обвиняемых к организованной преступной группе, требую для них смертной казни. — Сказал мой королевский обвинитель.
Ай да молодец какой, смысл моей записки уловил верно. Как мысли мои прочитал.
— Казнить! — Согласился барон Гонку, адвокат хренов, и подобострастно поглядел на меня. Правильно ли я делаю, большой господин? Я его едва не выматерил вслух, заметив, как побледнело лицо Дубка. Подручный‑то твердо на жизнь рассчитывал, которую ему король пообещал. А вот барон Гонку просто забыл, о чем я с ним договорился.
— Казнить, уважаемые дворяне и почтенные горожане, самый простой выход! — Нашелся барон Гонку, заметив мой кулак, украдкой показанный ему из‑под полы. — Но так ли велика вина почтенного управляющего, всего лишь верно служащего своему господину? Воля богов священна для человека, а любой господин поставлен над нами не иначе как волей богов! Потому прошу у уважаемого судьи снисхождения к верному слуге графа Лурга, коий всего лишь…
Заранее обо всем договоренный барон Алькон только важно кивнул.
— Как судья, я считаю, что семи… Нет уж, пяти лет заключения почтенному Дубку будет достаточно. Учитывая его чистосердечное раскаяние в совершенном. Пусть трудом на благо королевства искупит свою вину!
Дубок снова побледнел, на этот раз обрадовано. Он ещё не понял, что же такое каторга. Ну да ничего, я его там тоже не брошу, пристроим на все пять лет в должности какого‑нибудь писаря, да и ладно. А то и в Западную башню заберем на должность консультанта.
— Остальные должны быть наказаны со всей строгостью закона. Без гнева и пристрастия. — И снова своей дубиной хлоп! — Приговор суда! Почтенного управляющего Дубка присудить каторжные работы в услужении торгового дома "Весна", сроком на пять лет, а именующих себя ночными дворянами Змейку и Шлейку казнить повешением. — И снова дубиной хлоп! — Приговор вынесен. Дело закрыто.
В зале среди мастеровых ответили одобрительным гулом, ещё большим гулом взорвалась площадь, когда туда потащили хмырей. Виселицы уже были заранее готовы, самое простое средство исполнения правосудия.
Повесили их быстро, когда я вышел на балкон особняка, с которого открывался великолепный вид на площадь, то увидел уже два болтающихся в петлях трупа. Даже и не дергались уже, смирно так висели ночные дворяне, вывалив посиневшие языка на летнее солнышко. Готовы, гадские гады. Будут знать, как моих гвардейцев убивать.
За мной вышли троица, особая тройка.
— Барон Алькон, барон Гонку, Брат. Примите мою благодарность за великолепно проведенный процесс. — Я чуть склонил голову. — Впредь рекомендую вам всем троим работать так же быстро, красиво, и эффективно. Кто у нас второй?
— Есть несколько дворян, которые покушались на Ваше Величество…
Я себя по лбу хлопнул.
— Точно, как же мог забыть. Брат, что там с ними? Выводи их на суд, выдай какой‑нибудь небольшой штраф в пользу короны, да и пусть идут себе по домам. Пьяные все были…
— Ваше Величество, возможно, более тщательный допрос?
— Да сейчас уже концов не найдешь. — Махнул я рукой. А для себя сделал пометку — всех дворян, участвовавших в ночном распитии вина с дебошем, едва не стоившем мне жизни, переписать, и установить за ними наблюдение, когда моя пожарная служба станет на ноги по — настоящему.
Из зала под нами чинно выходили дворяне. Переговаривались негромко, кое‑кто улыбался, кое‑кто уже ловил слугу и приказал открыть бутылку вина, промочить горло. Хм, кажется, им зрелище понравилось? Ну да ничего, у меня ещё много преступников, кого судить надо.
— Слава королю! Слава королю! Слава королю! — Прорезалось в нестройном гуле толпы. В такт воплям покачивались босые ноги повешенных.
А американцы все же правы, судилище — это увлекательное зрелище.
А ещё меня навестили жрецы.
Мастер Иштван передал прошение о встрече, каллиграфическим почерком выведенное на листе бумаги, которая… Ого, вот это да! По краям была прошита золотой нитью! Учитывая цену проволоки в этом мире… Ого — го, ничего себе бумажка! Да за такую лошадь можно купить, или корову там!
— Во дают. — Восхитился я. — Проси…
— Ваше Величество, они приглашают вас. — Осторожно ответил Иштван.
В принципе‑то, можно и съездить, в храме Отца Богов, Одина, я был раз только, когда брак заключали с принцессой… Кстати, что‑то она притихла, давно не слышно. Надо бы поворошить, чем там принцесса занимается?
Как это "съездить"? Я же король! А храм Отца Богов как‑то не похож на то место, в которое даже короли пешком ходят. Если поеду, то будет это большой урон моей чести… И потому — пусть сами приходят.
И вот что сделаем.
Я щелкнул пальцами, слуга подал мне лист бумаги, я прижал его к писчей кафедре, примерился, с сомнением поглядел на перо. Не, ну на фиг.
Поманил пальцами того же слугу, торжественно вручил ему писчие инструменты.
— Излагай на бумагу. "Я, король Седдик Четвертый, титулы прилагаются… Сожалею о большом количестве неотложных государственных дел, и приглашаю…" Кого там?
— Первожреца Всеотца Богов Одина. — Подсказал мне Иштван.
— Имя у него есть?
— Раньше его звали Ругильдом, Ваше Величество. Но теперь упоминать его имя не подобает, ибо Первожрец не имеет имени.
— Вот, вот этого самого Первожреца и приглашаю посетить мой замок в любое удобное для него время. Мастер Иштван, стражу предупреди обязательно.
Первожрец Ругильд пожаловал почти сразу же.
Видел я его уже у себя на свадьбе, да и мелькал он пару раз на званых балах да приемах, что как из пулемета строчила королева.
Не изменился с того времени. Не очень высокий, почти одного со мной роста, и полноватый старичок с благостным взором и льстивой улыбкой, в простой и просторной тоге жрецов, вошел ко мне в Малый тронный зал один, отказавшись от слуг. Глубоко поклонился, со скрипом сгибая старческие колени, выдал дар от храма — статуэтку Отца Богов из чистого золота, найденную в каком‑то отдаленном храме и отмеченную потому благодатью самого Одина.
