Все дела о современных военных преступлениях, как определено либеральным крылом политиков и СМИ, начались в Ираке, и с тех пор положение только ухудшается. Каждый будто обязан влезть в это дело, болтая впустую о праве общества знать правду.
Что сказать, с точки зрения большинства бойцов SEAL, у общества нет права на эти знания, особенно если это означает, что мы ставим свои жизни под угрозу, которой можно было бы избежать. Происходит это только потому, что кто-то в Вашингтоне сходит с ума, беспокоясь о правах какого-то хладнокровного убийцы-террориста, сумасшедшего, который пристрелит нас сразу, как только увидит, как и любого другого американца, на которого ему посчастливится направить свой старый автомат Калашникова.
И если общество настаивает на том, что у него есть право знать об этом, в чем я сильно сомневаюсь, то, возможно, людям стоит пойти и самим встретиться с вооруженным террористом, одержимым идеей убить каждого американца, которого увидит.
Я уверяю вас: каждый повстанец, борец за свободу и воин с автоматом в Ираке, которого мы арестовали, знал, за какие веревки дергать, знал, что ему откроется путь на свободу, как только он заявит, что американцы его пытали, плохо обращались, не давали читать Коран, завтракать или смотреть телевизор. Все они знали, что «Аль-Джазира» – арабский телеканал – зацепится за это и что эти сведения будут переданы в США, где либеральные СМИ с радостью обвинят всех нас в том, что мы убийцы, варвары или еще что похуже. Эти террористические организации смеются над СМИ США и точно знают, как использовать систему против нас.
Я понимаю, что говорю очень неконкретно, но уточнять здесь и не нужно. Эти расплывчатые зарисовки я пишу, чтобы показать, что правила ведения военных действий – явная и существующая опасность, пугающая молодых солдат, которые были поставлены под угрозу быть обвиненными в убийстве своим собственным правительством, если они чересчур рьяно вздумают себя защищать.
Я не политическая личность. Как офицер спецназа, я поклялся служить своей стране и исполнять все желания своего главнокомандующего – президента Соединенных Штатов – кем бы он ни был: республиканцем или демократом. Я – патриот, я сражаюсь за Америку и за свой родной штат – Техас. Я просто не хочу наблюдать за тем, как самые лучшие молодые люди в стране не решаются поступить на службу в элитные войска Вооруженных сил США только потому, что боятся быть обвиненными в военных преступлениях своей собственной страной только за то, что они атаковали врага.
Одно я знаю наверняка: если бы когда-нибудь, огибая горный склон Афганистана, столкнулся лицом к лицу с Усамой бен Ладеном – с человеком, который организовал зверскую, неспровоцированную никем атаку на мою страну, убив 2752 ни в чем неповинных гражданских американца в Нью-Йорке 9 сентября, я бы хладнокровно застрелил его.
И после этого, подстрекаемый разъяренными американскими СМИ, трибунал, вероятно, поместил бы меня под стражу без всякой задней мысли. А потом меня обвинили бы в убийстве.
И, знаете, я очень быстро стал бы врагом народа.
Глава 2
«Морские котята»… и большие аллигаторы
Я один раз боролся с аллигатором и был чрезвычайно рад, когда этот малыш решил, что с него хватит, и уплыл в более спокойные воды. Но и по сей день мой брат любит бороться с этими машинами для убийства – просто ради забавы.
Мы летели дальше, высоко поднявшись над южной оконечностью Оманского пролива. Мы направлялись на северо-восток долгие 650 километров на высоте тринадцати с половиной километров над Аравийским морем. Мы пересекли шестьдесят первый меридиан утром, еще затемно. Так мы оказались к югу от иранского пограничного порта Гаватер, где рубеж с Пакистаном проходит прямо по линии океана.
Командир Хили тихонько посапывал. Акс разгадывал кроссворд из «New York Times». Было чудом, что наушники Шейна не взорвались – настолько громко играл в них рок-н-ролл.
– Тебе и правда обязательно слушать это дерьмо так громко, парень?
– Но она же клевая… Чувак, расслабься.
– Боже милосердный!
Наш «C-130» продолжал реветь, теперь отклонившись чуть севернее, прямо к побережью Белуджистана, который растянулся на 760 километров вдоль северной оконечности Аравийского моря и контролировал стратегические, внутренние и внешние нефтяные пути в Персидском заливе. Несмотря на мятежных вождей диких племен, Белуджистан стал частью Пакистана после отделения от Индии в 1947 году. Но это совсем не значило, что вождей устраивал этот договор.
Вероятно, будет полезно вспомнить, что ни один народ – ни турки, ни татары, ни персы, ни арабы, ни индусы, ни британцы – так никогда до конца и не завоевали Белуджистан. Члены этих племен даже сумели дать отпор Чингисхану, а его ребята были «морскими котиками» тринадцатого века.
Ни нам, ни кому-либо еще не говорят, где проходит путь внедрения специальных войск США в любую страну. Но в Белуджистане есть большая американская база в прибрежном городке Пасни. Мне кажется, мы приземлились где-то неподалеку, задолго до первых проблесков света, а потом продолжили полет над четырьмя горными хребтами и пролетели еще 400 километров по направлению к другой военной базе США рядом с городом Долбандином.
Остановку мы там не делали, но Долбандин лежит всего в 100 километрах от афганской границы, и воздушное пространство там безопасно. По крайней мере, настолько, насколько возможно в этой чуждой, дикой стране, которая словно сдавлена в треугольнике между Ираном, Пакистаном и Афганистаном.
Белуджистан с его бесконечными горами – безопасный рай для многих рекрутов «Аль-Каиды» и бойцов «Талибана», которые находятся в бегах, и в настоящий момент страна предоставляет приют почти шести тысячам этих потенциальных террористов. И несмотря на то, что командир Хили, я и все остальные парни были в пятнадцати километрах над этой огромной, почти ненаселенной и такой скрытной землей, мне все-таки было не по себе. Я был рад услышать от экипажа самолета, что мы наконец вошли в воздушное пространство Афганистана и теперь летели на север, прямо к Кабулу.
Я уснул где-то над пустыней Регистан, к востоку от одного из величайших водных путей Афганистана – реки Гильменд протяженностью около 1200 километров, которая орошает большую часть возделываемых земель на юге.
Я не помню своих снов, но, думаю, они были о доме. Так обычно бывает, когда я служу за океаном. Мой дом – это небольшое ранчо в сосновых лесах Восточного Техаса, рядом с Национальным заповедником «Сэм Хьюстон». Мы живем на длинной глинистой проселочной улице, в довольно пустынной части штата, недалеко от пары-тройки других ранчо. Одно из них – прилегающее вплотную к нам – примерно в четыре тысячи раз больше нашего, и иногда из-за этого наш участок кажется гораздо больше, чем есть на самом деле. Я подобный эффект оказываю на своего брата-близнеца Моргана.
Он всего на семь минут старше меня, мы примерно одной комплекции (метр девяносто пять, вес около 100 кг). Но почему-то ко мне всегда относились как к самому младшему в семье. Вам даже никогда бы в голову не пришло, что семь минут могут так повлиять на жизнь. Но так произошло у меня, и Морган всегда находился в положении старшего мужчины.
