Но тренировки мои не останавливались. Сразу после официального зачисления в войска, которые наши командиры называют братством, я пошел на курсы связиста и активно изучал спутниковую связь, высокочастотную радиосвязь, допускаемые длины антенн, глубокие знания компьютеров, глобальные системы позиционирования и тому подобное.
Потом я пошел в снайперскую школу, вернулся обратно в лагерь Пендлтон. Как и следовало ожидать, здесь учили стрелять, прежде чем сделать что бы то ни было. По окончании предстояло пройти два очень сложных экзамена. Первый – с автоматом «M4», с полуавтоматической снайперской винтовкой «SR-25», поражающей цель на расстоянии до девятисот метров, и с тяжелым и мощным ружьем 308-го калибра с продольным затвором и патронами «300 Win Mag». Если хочешь стать снайпером «морских котиков», во всех этих пушках надо быть экспертом. После этого выпускников ждало настоящее испытание, финальный тест, где проверялись возможности солдата двигаться бесшумно, невидимо и незаметно по пересеченной вражеской территории, где малейшая ошибка может привести к смерти или, что хуже, – выдать всю команду.
Наш инструктор был ветераном тех войск США, которые преследовали Усаму в первой войне. Его звали Брендон Уэбб – великолепный офицер. Преследование врага было для него игрой, и стандарты его обучения были настолько высокими, что даже индейцам было бы тяжело им соответствовать. Вместе с ним здесь работал Эрик Дэвис, еще один замечательный снайпер SEAL, и он тоже был безжалостен в оценке наших способностей оставаться незамеченными.
Финальным «полем боя» была обширная территория рядом с границей Пендлтона. Растительности там было немного, в основном низкие и плоские кустарники на довольно труднопроходимой скалистой и глинистой земле. Деревья – самые лучшие друзья снайпера – были там чрезвычайной редкостью, хотя вряд ли это было случайно. Прежде чем нас выпустили на эту бесплодную, запыленную землю, нам пришлось прослушать множество длинных лекций, в которых подчеркивалось, как важно замечать каждую деталь.
Нас еще раз научили благородному искусству маскировки, правильному нанесению камуфляжа, научили закреплять ветки на головных уборах, предупредили об опасности резких порывов ветра, которые могут пошевелить только твои ветки, если они не будут крепко привязаны, и выдать твою позицию. Весь курс мы тренировались каждый отведенный нам Богом час, и только потом нас послали на местность.
Перед нами лежал обширный участок земли, за которым внимательно наблюдают с высокой платформы инструкторы. Наш путь начинался за километр до этой платформы, на которой стояли зоркие Уэбб и Дэвис, внимательно оглядывая акры земли, как пара вращающихся радаров.
Суть упражнения была в том, чтобы войти в область двухсот метров от них и потом метким выстрелом поразить цель. Мы отрабатывали это упражнение поодиночке и в парах, и это на всю жизнь вперед учит бойца терпению. Может уйти много часов на то, чтобы пройти всего несколько метров, но если инструкторы засекли снайпера, осматривая территорию мощными биноклями, он провалил задание.
На финальном испытании я работал с напарником, а значит, нам обоим надо было оставаться незамеченными. В конце он обнаруживает цель, сообщает мне координаты, а я стреляю по его команде. Основная проблема на этой стадии в том, что у инструкторов есть внедренные на местность люди, которые свободно разгуливают внизу и общаются с платформой по радио. Если кто-то из них подойдет к участнику теста ближе чем на два шага, курсант провалился.
Даже если он останется незамеченным и попадет в цель, но его после этого найдут, он все равно провалился. Это трудная, суровая мужская игра, требующая напряжения тела и мозга, да и сам тест просто изматывающий. Во время тренировок инструктор стоит позади обоих участников боевой группы, пересекающих наблюдаемую территорию. Инструкторы постоянно записывают замечания. Например, мой наводчик подал неправильный сигнал либо сообщил неверную дистанцию или направление. В таком случае, если я не попаду в цель – это не моя ошибка. Здесь, как нигде, нужно работать командой. Инструктор прекрасно знает, что снайпер не может засечь цель, прицелиться и выстрелить из винтовки без указания наводчиком верной дальности, и лучше ему не ошибаться.
Во время всей тренировочной программы был всего один день, когда инструкторы охотились за мной, что было до жути волнительно. Но меня это кое-чему научило. Враг великолепно знает, куда может залечь стрелок еще до того, как он начал операцию – это своеобразный инстинкт, основанный на большом опыте умеющего искать прикрытие снайпера. Меня засекли еще до того, как я начал движение, потому что знали, куда смотреть – в область самой высокой вероятности моего нахождения.
Это урок для снайпера на всю жизнь: никогда, что бы ни случилось, не двигайся туда, где враг ожидает твоего присутствия. Единственным утешением для меня было то, что инструкторы в тот день нашли каждого из ребят. В финальном испытании я снова лицом к лицу столкнулся с километровой бесплодной пустыней. Начав движение, я старался слиться с пыльной землей и держал голову, на которой было закреплено несколько веток, опущенной вниз. У меня ушло несколько часов на то, чтобы добраться до середины пути, и еще больше – на последние три сотни метров до выбранной цели. Я был невидим, до ужаса медленно двигался между камней, от канавы к канаве, вжимаясь в землю и держась как можно ниже. По прибытии на конечную точку я быстро собрал небольшое укрытие из грязи и палок, спрятался за ним и осторожно прицелился. Я медленно и осторожно нажал на курок, и мой выстрел поразил металлическую мишень прямо посередине. Если бы это была голова человека, он тут же канул бы в небытие.
Я увидел, как инструкторы оборачиваются и начинают искать место, из которого раздался выстрел. Но они, по всей вероятности, могли это определить только примерно. Я опустил лицо в землю и следующие полчаса не двинулся ни на миллиметр. Потом я очень медленно и аккуратно произвел отступление, все еще прижимаясь к земле, не двигая ни камушка на своем пути. Неизвестный снайпер. Именно так это и должно происходить.
Я пробыл в снайперской школе три месяца и окончил ее с отличием. Бойцы SEAL не ищут похвалы, и поэтому я не могу сказать, кому выпала честь произносить речь на выпуске класса.
Последняя крупная военная школа, которую я окончил, – школа объединенного тактического авиационного командования. Обучение длилось всего один месяц и проходило на военной базе морской авиации «Фаллон» в Неваде. Нас научили базовым навыкам и приемам воздушной артиллерии, мы изучали технические характеристики ракет и 230-килограммовых бомб, а также эффекты, которые они могут оказать при запуске. Мы научились общаться с воздушным судном с земли – передавать данные, транслируя информацию операторам судов через спутники.
Согласен: очень уж я долго объяснял, кто такие «морские котики» и как ими становятся. Нам всегда твердили, что мы должны заслуживать право носить значок трезубца каждый день. Мы никогда не перестаем учиться, никогда не заканчиваются наши тренировки. Нельзя просто сказать: я служу в SEAL – эта фраза значит слишком многое. Все равно что генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр сказал бы, что служит в армии.
