Дауд опустил голову обратно на стол. Древняя музыка – он уже успел ее позабыть. Неужели от нее всегда было так плохо? Музыка не только мешала черпать силы из метки Чужого, но и высасывала из него энергию, и физическую, и духовную, а также притупляла чувства, а голова от нее гудела.
– Расслабься, Дауд, расслабься, – произнес голос. – Прости меня за шум, но, боюсь, я вынужден прибегнуть к подстраховке. Ты весьма примечательный образец, и мне правда не хочется, чтобы ты пытался сбежать. Если я правильно понимаю, пока звучит этот заунывный лязг, ты не способен ни на что, а потому просто расслабься и не истязай себя. Предстоящий тебе процесс будет сложным испытанием, даже при том условии, что в итоге избавляет от мучений. Я бы рекомендовал экономить силы. Тогда твоя смерть будет не столь… скажем, травматичной.
Дауд открыл глаза и с большим трудом вдохнул едкий воздух.
Перед ним двигался Норкросс, сложив руки на груди, обтянутой зеленым шелковым халатом. Позади Дауд разглядел стражника в синей форме и еще одного, возившегося с большой машиной. Стены самой комнаты были сложены из белого камня, как и весь замок Моргенгаард, но местами на них виднелись панели из нержавейки, на которых висели инструменты – пилы, скальпели, зажимы, щипцы. Хирургические инструменты, и много. На крюке, вбитом в стену рядом с автоматическим манекеном, висела старомодная переговорная труба с латунным рупором, какие встречаются на старых китобойных суднах, – с их помощью капитан передает приказы в машинную камеру.
Дауд скривился и через силу повернул голову к Норкроссу – коллекционер все еще спокойно улыбался. Взгляд Дауда перебежал к машине рядом с ним.
– Что ты задумал?
Машина была сделана из четырех больших стальных цилиндров с закругленными крышками, увенчанными сложными клапанами, – какие-то баллоны на стальной тележке с колесиками, в основании которой покоился бак с ворванью – источник энергии. Клапаны с помощью множества резиновых шлангов соединялись друг с другом, а также с другим устройством на ближайшем к Дауду конце тележки. Устройство состояло из маленького баллона, механизма с большим колесом, которое медленно вращалось, и мехов, раздувающихся и опадающих, будто машина дышала. Тут же находились шесть гнезд, от которых отходило еще шесть резиновых шлангов – тоньше, чем шланги на баллонах, и каждый кончался наконечником с длинной серебряной иглой.
Три шланга были прикреплены к боку тележки прищепками. Еще три уходили налево. Дауд повернулся, чтобы посмотреть куда, и почувствовал жар гнева, когда впервые заметил, что рядом с ним находится другой стальной стол, тоже занятый.
На нем лежала женщина, кожу которой покрывали короткие, но глубокие порезы. Ее глаза были распахнуты, но она явно уже умерла. Три шланга упирались в ее тело – иголки глубоко впивались в шею, левый бок и бедро правой ноги. Дауд узнал в ней одну из трех бродяг из Портерфелла, устроивших засаду на него с Норкроссом за «Концом империи».
Дауд много ужасов повидал в жизни – и львиную их долю учинил сам. Он видел, как в былые времена пытали людей самые жестокие уличные банды Дануолла. Он видел, как других рвут на части гончие ради забавы. Он встречал каннибалов в глуши северной Тивии, которые ловили и поедали путешественников в суровой тундре ради выживания.
Но это? Это было совершенно другое.
Норкросс шагнул к женскому телу и окинул его взглядом.
– Примечательный процесс, – сказал коллекционер, – причем, без лишней скромности скажу, моего собственного изобретения, – он взглянул на Дауда. – Как почитатель живой природы, я давно искал метод сохранения образцов для своей коллекции за пределами таксидермии, – конечно, она эффективна, но экспонаты получаются несколько… ну, искусственными. И тогда я разработал собственную технику.
Он отвернулся и подошел к машине, указав на нее, словно академик на лекции.
– Точная методология слишком сложна, и я не буду обременять тебя конкретными деталями. Но с этой системой мы можем извлекать воду из любого органического образчика, заменяя ее минеральным раствором. Этот раствор – опять же моего изобретения, разработанный в ходе многолетних экспериментов, – затвердевает, сохраняя образец ровно в том виде, что тот имел при жизни.
Дауд глубоко вдохнул, пытаясь навести порядок в мыслях вопреки ужасному реву древней музыки. Он напряг мускулы, слегка потянув за свои оковы – большее проверяя те на прочность, чем желая освободиться. Наручники оказались тяжелыми, но металл тонким – он осознал, что они были созданы не для того, чтобы удерживать пленника, а лишь для того, чтобы удерживать тело на месте, пока Норкросс осуществляет над ним свои процедуры.
Человеческое тело. Дауд закрыл глаза, и его усилия были вознаграждены головокружительной тошнотой. Норкросс говорил о сборе экспонатов, словно зоолог, который охотился на экзотических животных, чтобы повесить их головы в своем частном музее. Но столы предназначались для людей.
Дауд открыл глаза.
– Сколько?
Норкросс нахмурился.
– Что сколько? В самом деле, ты же умный человек. Я ожидал побольше интереса.
– Сколько человек… в твоей коллекции?
– Ах, ты об этом. Что ж, признаюсь, моя коллекция пока невелика, но скоро приблизится к сотне экземпляров.
– И теперь ты хочешь добавить меня.
Норкросс хлопнул в ладоши.
– Ну разумеется! Какой экспонат может быть лучше самого Клинка Дануолла! Дауда, некогда самого опасного человека на всех Островах! Не только преступника и убийцы с дурной славой, но и волшебника, помеченного самим Чужим, обладателя примечательных способностей, дарованных Бездной.
Норкросс подступил к Дауду и показал на его лицо элегантным пальцем с перстнем.
– Ты, мой друг, станешь главным экспонатом новой выставки. Да! Я так ее и вижу! – он отвернулся и взмахнул рукой, уставившись куда-то в пустоту. – Темные улицы Дануолла! Тысяча восемьсот тридцать пятый год! Убийца крадется в ночи, подбираясь к последней жертве с ножом наготове, а на коже сияет метка Чужого…
– Ты сумасшедший, – сказал Дауд.
Норкросс уронил руку, его губы подергивались в раздражении.
– Я любитель истории. В моей коллекции представлены экспонаты, отражающие все исторические вехи Империи, – он снова показал на Дауда, – и эта история включает тебя.
Внезапно погас свет, и препараторская окунулась во тьму, подсвечиваемую только синим сиянием ворвани под тележкой.
Еще в зале стало тихо. Дауд мгновенно почувствовал себя лучше – он будто пробудился, туман в голове развеялся. Он выгнул шею и увидел, что автоматический манекен остановился. Шарманка замолчала.
Норкросс злобно прикрикнул на стражника, махнув рукой в сторону переговорной трубы.
– Не стой столбом! Узнай, что…
Его прервал пронзительный свист – кто-то пытался связаться с ними. Стражник взял конец переговорной трубы, достав пробку и заорав в рупор: «Да?» – затем прижал раструб к уху.
