Сэл подошел к Девлинам. Они сидели за угловым столом в «Конце империи» под портретом императора Алексея Оласкира, перед ними стояли две кружки. Как обычно, безупречные, муж и жена были облачены в гармонирующие костюмы, сшитые из плотной шерсти Морли – ткани, покрытой тревожным красно-зеленым узором в клетку. Они казались здесь не на своем месте – два аристократа, заглянувшие ради развлечения в трущобы. Присоединяясь к ним, бармен заскрипел зубами и стал лениво тереть стол тряпкой на случай, если на них кто-нибудь посмотрит. В пабе, как всегда, царило оживление, рабочие после смены на рыбных складах и рынках вокруг заведения, которые обеспечивали Сэлу постоянный приток клиентов, так и валили внутрь.
Мистер Девлин показал на свою кружку.
– Что ж вы повесили нос, трактирщик? Я бы рекомендовал отхлебнуть, но этот так называемый эль не стоит рекомендаций. Могу понять, почему ваше заведение склоняется к торговле табачным товарам. Весьма похвально, учитывая возмутительный обонятельный афронт этого премерзкого городишки.
Сэл пропустил слова мимо ушей, как пропускал их уже несколько дней. Потом повернулся, когда в паб вошла женщина, огляделась и направилась прямо к нему.
– Дауд. Мы его заметили.
Сэл кивнул.
– Продолжай.
– Он направляется в Карнаку, на борту китобойного траулера, «Медведя Тамарака». Оставил Поттерстед этим утром.
Миссис Девлин подняла бровь.
– Китобойный траулер? Как старомодно. Я и не знала, что они еще ходят по морям.
Ее муж выпустил кольцо дыма.
– До меня доходили толки, что стада морских тварей вернулись в моря возле Пандуссии. Экспедиция за ними будет продолжительной – однако, возможно, это последнее издыхание для китобойного промысла, – он кивнул на посланницу. – Но вы говорите, судно направляется в Карнаку?
– Чтобы набрать еще матросов, да.
Мистер Девлин подмигнул Сэлу.
– Итак, наш противник спешит обратно к себе в гнездо, а?
Сэл взвесил варианты. До Карнаки путь неблизкий – что задумал Дауд? Он нашел артефакт у Норкросса? Или поиск продолжается?
Миссис Девлин бросила очевидно неприязненный взгляд на женщину, затем перевела взгляд на Сэла.
– Предлагаю немедленно выдвигаться.
Сэл кивнул.
– Если он на китобое, его путь будет долгим. Возьмите клипер до Бастилиана. Там много транспорта. Успеете в Карнаку раньше него.
– О, а вы не с нами?
– Виман нанял вас, а не меня. Я дал клятву из любви к Империи. А еще мне надо управлять пабом.
– Как старомодно, – усмехнулся мистер Девлин.
Сэл смог подавить раздражение.
– Просто найдите его, – сказал он. – И убейте.
Миссис Девлин подняла кружку.
– За смерть врага!
А Сэл вернулся за свою уютную стойку, довольный хотя бы тем, что скоро сплавит из-под своей крыши неприятную парочку.
ИНТЕРЛЮДИЯ
КОРОЛЕВСКАЯ КУНСТКАМЕРА, КАРНАКА
2-й день месяца Дерева, 1841 год.
За 11 лет до переворота в Дануолле
«Мне вдруг стало совершенно ясно, что с таким уровнем потерь мы не только не сможем успешно исследовать континент, но скоро лишимся команды и просто не сможем вернуться обратно! Необходимо было что-то предпринять, чтобы спасти всю экспедицию! И потому я немедля объявил себя капитаном. По моему приказу в течение недели уцелевшая команда оставалась в относительной безопасности на берегу».
– АНТОН СОКОЛОВ, «ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ НА ПАНДУССИЙСКИЙ КОНТИНЕНТ»
Выдержка из предисловия ко второму изданию, 1822 год
На диваны легли двое, пока Соколов возился с машинерией между ними.
«Наконец-то», – подумал Стилтон. Лекция Соколова затянулась, но – возможно, почувствовав беспокойство зрителей – натурфилософ наконец-то закончил речь и вызвал двух добровольцев из публики.
Человек на дальнем диване от Стилтона был пожилым джентльменом в сером костюме с длинными фалдами, концы которых он взял в кулак, прежде чем лечь и уставиться в высокий потолок зала Королевской кунсткамеры. На другом диване устроился доброволец куда моложе – франт лет двадцати, его вечерний наряд был куда более пышным, из зелено-красного бархата. Он улыбался, разделяя внимание между Соколовым у машины и кем-то явно ему знакомым в первых рядах зала, в чью сторону он непрестанно махал.
В голове Стилтона еще шумело от выпивки, и он покачнулся, когда садился на высокий стул. Бросив взгляд на молодого добровольца, любуясь его очаровательными чертами – не говоря уже об элегантном вкусе, – он улыбнулся, чувствуя, как екнуло сердце. От того, как в свете софитов блестела потная кожа юноши, по спине Стилтона пробежал холодок. Ах, будь он всего на десять лет моложе. Он отхлебнул. Да что там, на двадцать. Такой юнец не увидит ничего, кроме разжиревшего олуха с красной от опьянения рожей.
Ах, но когда-то…
Юный доброволец снова помахал. Стилтон нахмурился и соскользнул со стула, сумев чудом не свалиться при этом, и выглянул из-за кулис, желая посмотреть на друга молодого человека, но так, чтобы его самого не заметила публика.
А, вон там. Второй ряд, у прохода. Девушка с темной кожей и темными волосами, гладко уложенными на голове под капором с широкими полями – к явному неудобству джентльмена позади нее, который высовывался в проход, чтобы ему не мешал сложный головной убор.
Стилтон вернулся за кулисы. Ну вот. Очередной пропащий случай. Он отпил из фляжки и с удивлением обнаружил, что она пуста.
На сцене же Соколов наконец оторвался от своей машины и кивнул – похоже, самому себе, – затем обернулся к залу.
– Как я уже сообщил, мои исследования электропотенциальных свойств пандуссийских минералов… – он сделал паузу, поглаживая бороду и усмехаясь про себя, – назовем их для удобства соколитами, – исследования электропотенциальных свойств соколитов пришли к результатам, когда их нарезали на двадцатигранные кристаллы и подвергли сконцентрированному заряду стандартного трансформатора на ворвани, – он показал на основание машины, где светился бак – энергоисточник машины.
– Итак, у магнитов есть полюсы, названные северным и южным, но и у кристальной структуры соколитов имеются два дополнительных измерения, которые я называю восток и запад. Когда эти оси совмещены с отрицательным и положительным окончаниями электропотенциального источника, сама кристальная структура становится доступна для новых видов энергии.
Стилтон покачнулся на ногах. Он не понимал ни слова, как, впрочем, и публика. Вечер натурфилософии был ошибкой. Он станет посмешищем, его глупость в Королевской кунсткамере будет у всех на устах. Обратно на шахты, скажут они. Он искренне удивлялся, что публика еще не разбежалась.
