Долгое время они ехали молча. Пэкстон заговорила первой:
– У тебя есть салфетки?
Слезы ручьями бежали по ее щекам, из носа текло.
– В бардачке поищи.
Немного повозившись, Пэкстон достала пачку салфеток.
– Я не плачу, – уверила она Уиллу.
– Ясно.
– Нет, правда не плачу. Просто ты в меня газом попала.
– Ой, – опешила Уилла, – прости. А я-то думала, что хорошо целюсь.
Пэкстон смешно шмыгнула носом, и Уилла улыбнулась. Пэкстон долго сморкалась, а потом, видя, что они уже пересекли черту города, спросила:
– Куда мы едем?
– К тебе домой.
Пэкстон запаниковала.
– Нет, только не домой! – воскликнула она. – Сейчас же выпусти меня! – И принялась дергать ручку двери.
Боясь, как бы Пэкстон не выпрыгнула из машины на полном ходу, Уилла съехала на обочину и остановилась. Теперь, когда адреналин уже не будоражил кровь, она со всей ясностью осознала, во что влипла: у нее на руках пьяная Пэкстон Осгуд, и что с ней делать – совершенно непонятно.
– Тогда куда тебя отвезти?
Они были в районе, где жила Пэкстон. Впереди возвышался дом, похожий на старинный английский особняк. Там залаяла собака.
– К Кирсти Лемон?
Откинувшись на спинку сиденья, Пэкстон пробормотала:
– Боже упаси. Вот уж она обрадуется, узрев меня в таком виде.
– Я думала, вы подруги.
– Черта с два, – буркнула Пэкстон.
Уилла изумленно уставилась на нее. Женщины из клуба всегда держатся вместе и так друг на друга смотрят, словно посвящены в какой-нибудь известный только им секрет. По крайней мере, ей так казалось.
– Тогда к Себастиану?
Немного подумав, Пэкстон еле слышно произнесла:
– Не надо.
Оставался последний вариант. Да за что же ей это? Уилла резко развернула джип на сто восемьдесят градусов.
– Интересно, что ты делала в «Подзаправься!» в час ночи? – спросила она, глядя на дорогу.
– В это время спиртное больше нигде не купишь. И еще я не хотела, чтобы меня видели, – призналась Пэкстон, потирая глаза. – Ужасно чешется. А ведь в меня совсем чуть-чуть попало. Наде-юсь, эти сволочи только через неделю очухаются.
– Да туда в такой час никто в здравом уме не сунется. Даже студенты не рискнут.
– Мне-то откуда знать? – ощетинилась Пэкстон. – Я там раньше никогда не бывала.
– А сегодня почему вдруг решила побывать?
– Хотела напиться, потому что жизнь – дерьмо.
Это у нее-то жизнь – дерьмо, у Пэкстон Осгуд? Ну-ну.
– Тебе что, дома выпить нечего?
– Уже нечего, – промямлила Пэкстон.
– Во всем вашем необъятном коттедже закончился алкоголь? – не поверила Уилла.
– Я выпила все, что было в моем доме. В том, который у бассейна. А идти к родителям – нет уж, спасибо. Мать бы мне такое устроила. Она мне вечно жизни не дает. А знаешь, кто еще мне жизни не дает? Эти дамочки из Женского общественного клуба! Один несчастный скелет – и они уже готовы поставить крест на всей нашей работе! А у самих целая куча таких скелетов по шкафам попрятана! Ты бы их слышала! – Пэкстон развернулась, и Уилла почувствовала на себе ее пристальный взгляд. – И ты мне тоже жизни не давала. В школе.
– Это было всего один раз, – сказала в свое оправдание Уилла.
– Поверить не могу, что это ты написала Робби Робертсу.
– Прости. – Уилла остановилась у бордюра и выключила двигатель. – Мне правда очень жаль.
– Я помню ту записку. Ты так здорово скопировала мой почерк. Я даже сама сначала засомневалась. Ты могла бы зарабатывать на жизнь подделкой документов.
Уилла вышла из машины:
– Да уж. Представляю, как бы отец мною гордился.
Пэкстон только сейчас поняла, что они уже приехали.
– Где это мы? – спросила она, вертя головой во все стороны.
– У моего дома. Пошли.
– Ты позволишь мне переночевать в твоем доме?
– До отеля «Ритц» отсюда далековато.
Пэкстон не очень твердо держалась на ногах, поэтому Уилле пришлось поддерживать ее за локоть, пока она поднималась по ступенькам. В доме Уилла довела Пэкстон до дивана и принесла ей одеяло и подушку.
Пэкстон разулась и, взбивая подушку, восхищенно произнесла:
– Потрясающий диван.
– Я подумываю назвать его Мемориальный диван Осгудов. Твой брат тоже на нем спал.
С этими словами Уилла ушла на кухню и вернулась оттуда с намоченным холодной водой полотенцем. Она протянула его гостье.
– Мой брат к тебе неравнодушен, – сообщила та, ложась на спину и прижимая полотенце к опухшим глазам. – Как-нибудь попроси его остаться.
Уилла встряхнула одеяло и укрыла Пэкстон.
– Мы с твоим братом не особенно близки.
– Ну так будете. А знаешь почему? Потому что так надо. Это же сказка. Вы встречаетесь, влюбляетесь, целуетесь – причем никого из вас не передергивает от отвращения! – потом женитесь, заводите детей и живете долго и счастливо.
– Про «не передергивает от отвращения» мне особенно понравилось, – улыбнулась Уилла.
– Я знаю, о чем говорю. Я люблю Себастиана Роджерса. А он меня не любит.
Как ни странно, Уиллу ее признание ничуть не удивило. Она заперла дверь и, выключив свет, сказала в темноту:
– Не такая уж у тебя и гламурная жизнь, оказывается.
– Что тебя навело на эту мысль? Поездка за вином в «Подзаправься!» или признание в том, что я влюблена в мужчину, который, скорее всего, гей?
Несмотря на ее насмешливый тон, Уилла почувствовала, что Пэкстон не шутит.
– И то и другое, – ответила она.
Пэкстон тихонько рассмеялась. Уилла поняла, что она давно уже привыкла к такому отношению со стороны окружающих.
И тут случилось нечто из ряда вон выходящее.
Уилле стало жаль Пэкстон Осгуд.
Это было уже слишком. Хватит с нее на сегодня откровений. Чуть не падая от усталости, Уилла поплелась к лестнице, ведущей в ее спальню.
– Спасибо, Уилла, – услышала она за спиной.
– Не за что, Пэкстон.
Глава 7. Родственные узы
Кое-как разлепив склеившиеся ресницы, Пэкстон открыла глаза.
Она приподнялась, опершись на локти, но даже это нехитрое движение отозвалось мучительной болью во всем теле, и Пэкстон застонала. Превозмогая страдания, она села и огляделась.
