Янь: Самое грустное для женщины, когда некому отказать.
Инь: Хорошо, что ты объявился.
Янь: Что хорошего?
Инь: Хорошо, что ты объявился ещё вчера. Чувствую себя богаче на целое утро, когда просыпаюсь с тобой.
Янь: Всякая мысль материализуется, если навязать её себе.
Инь: В противном случае она начинает материться. Главное, обещай оставаться со мной откровенным.
Янь: А ты обещай оставаться со мной после этого!
Инь: За меня не волнуйся, я верная как всякая надежда, я надёжная как всякая любовь.
Янь: Я бы добавил, что ты любимая как не всякая.
Инь: Первый в мире оргазм от смс-ки.
Янь: Ты уверена?
Инь: Нет, мне кажется, чего-то здесь не хватает.
Янь: Ты хотела сказать – кого-то?
Инь: Себя. Мне очень не хватает себя: молодой, красивой, влюблённой.
Янь: Ты успела постареть?
Инь: Он достал меня уже!
Янь: Я даже знаю откуда.
Инь: Счастье было недолгим. Я-то думала, это любовь пришла. А она только хвостом махнула и прощай.
Янь: Ну ещё бы. Она пришла, а ты развратная, голая, с каким-то мужиком лежишь. Ясно дело – испугалась. Ты письмо моё получила?
Инь: Да.
Янь: Что скажешь?
Инь: Ничего. Ты сам как письмо, ей-богу.
Янь: В смысле?
Инь: Не доходит, пока не пошлёшь.
Янь: А как же счастливые отношения?
Инь: Счастливые отношения – это когда каждое утро не хватает вчерашнего вечера.
Янь: Ты намекаешь на сегодняшний?
Инь: Да, приедешь?
Янь: Это может стать похожим на семью.
Инь: Если бы не холод собачий, сегодня шла по городу и думала, почему я живу именно здесь, а не где-нибудь ещё, где лето даже в октябре. Потом представила себе жителя Гренландии, который тоже шёл куда-то и думал: «Почему я живу здесь, а не там, где в октябре ещё осень?»
Янь: Замёрзла сегодня что ли?
Инь: Да, такая холодрыга! Хочется всех убить.
Янь: Осень навязывает странные чувства.
Инь: Да, лучше бы вязала шерстяные носки.
* * *
Марина часто обрывала своё чтение, пытаясь как можно сильнее вникнуть в суть разговора, примерить его кружева на себя. Она отводила глаза от книги, пытаясь найти другую точку зрения для опоры, на которую, кроме того, можно было бы повесить свои личные впечатления или просто-напросто перезагрузиться, чтобы продолжить вникать в чужую переписку. Та, словно синусоида, то окрыляла и поднимала наверх, то опускала вниз, сажая на самое дно. Она отмечала про себя, где могла бы обидеться и пить чай одна, где закрыться и не выходить из ванной, где выйти из себя и бежать. А эти двое, нет, они куражились, то обнимая друг друга, то отталкивая, то облизывая, то отплёвываясь. Может, это и есть страсть?
– О какой высоте отношений может быть речь? Мне вот кажется, что я до сих пор живу на первом, потому что лифт, который должен был поднять нашу пару на седьмое небо, сломался, а пешком тебе туда идти лень. А ведь хочется, чтобы кто-то спросил: «Девушка, что с вами? Чем я могу вам помочь?» А я бы ответила: «Выслушать. Ведь не будет такого, потому что принципы», – передёрнула её слух Тома.
«Как она достала уже, – цыкнула про себя Марина. – Нельзя же так. Видит же, что я не хочу её больше слушать, нет, снова и снова, несёт какую-то чушь. Можно же помолчать немного».
– Нужен такой, чтобы сказал: «Хватить уныния. Скажи мне, по каким принципам ты живёшь?» А я ему скажу: «Всё относительно». А он мне: «Вот откуда твоя грусть». – «А по каким нужно?» – «Всё относительно меня». А я ему: «Нет, всё относительно тебя. Когда ты приходишь, в моей квартире наступает весна».
– А лето? – надоело слушать этот бред Марине.
– Когда он остаётся. А на поверку что сижу дома одна.
– Ты не пробовала завести любовника?
– Нет. Боюсь потом будет не заглушить. А ты?
– Нет.
– В итоге я завела кошку, – опять слышала только себя Тома. – У тебя есть кошка?
– Нет, – соврала Марина. На самом деле у неё был кот, раньше был.
– Тогда тебе не понять одиночества. Только с кошкой можно его ощутить в полной мере. Кошка для меня – это непременный атрибут одиночества впрочем, как и я для неё.
– Любишь животных? – посмотрела Марина на шерстяные носки, которые Тома купила в поезде у торговки. Та ещё предлагала пуховики, платки, варежки, шапки и другое тепло.
– Нет.
– А как же твоя кошка?
– Моя не животное, она человечнее многих, – добавила нежно Тома. Марина не могла с ней не согласиться.
– Могу спорить ты с ней разговариваешь, – усмехнулась Марина. «Сейчас она, наверное, отдыхает от твоей болтовни».
– А как же. Вчера спросила у неё, когда она растянула свою шкурку на подоконнике, греясь на солнце:
– Как жизнь?
– Так себе, – достала она лениво из пасти несколько слов, чистая, сонная, лишённая весенней тревоги.
– А с первого взгляда не скажешь, – чешу я её бухарский ковер на животике.
– Что, совсем уже не приносит тебе удовольствий?
– Приносит, но мало, видишь лежу и растягиваю.
– Удовольствий много, любви не хватает, – отвечаю я ей.
– Нельзя же сидеть сложа руки, тупо чесать брюхо кошке и ждать любви, – стала убирать невидимые кошачьи волосы с одежды Марина. Она вспомнила, как в последний раз, когда она в коллективе бухгалтерского отдела распивала шампанское в честь своего д. р., её спросили про сына, она начала рассказывать, что он простыл и сейчас лежит дома с соплями, как только речь зашла о болезни, кто-то вставил в разговор свою кошку и пошло, поехало. Одна рассказала, как она ставит кошке клизмы, другая – подробности кишечной инфекции у своей собачки. Понятное дело, когда речь заходит о тех кого приручили, где уж место тем, кого родили. На праздничный стол посыпались такие подробности, что даже есть расхотелось. С некоторых пор кошки и собаки стали важнее детей, – в голове Марины вновь зазвонил будильник. На этот раз она достала телефон и начала, продолжая разговор, искать имя Розы.
– А что ты предлагаешь делать? – спросила Тома.
– Идти навстречу.
– Вот уж точно чего не хотелось бы делать. Только в одном случае я могу сделать то, что не хочу, даже с тем, кого не хочу.
