Янь: Главное, чтобы крепкий.
Инь: Хорошо, мы дойдём до моего дома, потом я крепко пожму вашу руку и растворюсь.
Янь: Только и всего?
Инь: Вы слишком внимательны. Меня это пугает.
Янь: А вы слишком догадливы. Теперь я хочу с вами не только переспать, но и переживать.
Инь: Вы не знаете, чем можно поразить порядочную девушку наповал?
Янь: Порядочную? Наповал? Ничем.
Инь: А я думала, что вы волшебник.
* * *
Он шёл по набережной от припаркованной машины, в которой, как оказалось, оставил всё тепло, потому что ноги его сразу же обнял холодный ветер, тело накрыл мокрым плащом дождь. Максим хотел забежать в магазин, что-нибудь там перехватить к чаю, так как не успел позавтракать или, точнее сказать, не захотел.
Насморком разбило всё небо. Текло рекой. У погоды был рыбный день. Минтай хлестал по щекам колючим хвостом. Холодный дождь обжигал лицо. Минтай оказался замороженный, так как капли дождя неожиданно перемешались со снегом. Мокрые белые крупные хлопья, словно видение, не могли не радовать… Не могли и не радовали. Максим забежал в казённое тепло и снова почувствовал себя человеком. Стал бродить между полок, прикидывая, какие из продуктов могут быть полезными для него, долго высматривая добычу. Брал в руки, разглядывал, пытаясь достать истину из мелкого шрифта на упаковке. Наконец выбрал какое-то печенье и кинул небрежно на металлическую решётку корзинки, прошёл дальше, потом выложил обратно, решил, что сладкого и так много в жизни, надо взять что-то существенное и ценное, полезное. Подошёл к прилавку с рыбой.
– А что есть из свежего? – без приветствия, начал он, не глядя на хозяйку отдела.
– Минтай свежий.
– Спасибо, минтая больше не хочу, – усмехнулся Максим и в доказательство провёл ладонью по своему лицу, стряхнув на пол дождь.
– На улице всё ещё поливает? – провела она по нему своим взглядом, словно полотенцем, пытаясь стереть с него ледяную воду. Лицо её напоминало цифру 99. Удивлённые круглые глаза и асимметрия на голове, будто ветер всю ночь дул с юга на север, оставив вихры волос вздёрнутыми в одну сторону. Чтобы достичь стопроцентного счастья, ей, как и многим, не хватало одного.
– Да, чёрт-те что. Что она себе позволяет эта погода. Совсем распоясалась. А икра есть? – смотрел в глаза продавщице Максим, которая тихо улыбалась: «Клеит что ли?», сомневаясь, что покупатель в себе. Я был в себе. Просто это был мой стиль общения, и это совсем не значило, что я хочу из себя проникнуть в неё.
– Минтая?
– Нет, обыкновенная.
– Красная?
– Да, обыкновенная красная икра.
– Камчатская.
– Хорошая?
– Замечательная.
– Давайте баночку, нет, даже две.
– Это всё? – многозначительно взглянула на Максима продавщица.
– Да, пожалуй, – вспомнил я, что меня уже ждут в офисе. Кинул в корзинку еду, взял ещё хлеб и масло в другом отделе и подошёл к кассе. За кассой сидел мужчина. Иногда хотелось узнать историю, краткую биографию человека, проследить, что могло этого приятного взрослого, от тонкого восточного лица которого веяло изящным самаркандским орнаментом, привести сюда. Хотелось окунуть своё лицо в его жизнь. Пальцы мужчины, длинные и тонкие, которые могли бы пересчитывать клавиши на фортепиано, отсчитали сдачу. Может, он и был когда-то пианистом, я не спросил, может, и был, но судьба распорядилась иначе. Скоро я вернулся в непогоду. На душе было теплее уже, в машине тоже, только открыв, дверь я обнаружил, что корзинка так и осталась в моих руках. Возвращаться не хотелось, я бросил её на заднее сиденье и сел за руль, странно улыбаясь.
* * *
Янь: Какой прекрасный день!
Инь: Какой?
Янь: Вторник.
Инь: Вы, наверное, счастливый человек? Вы умеете получать кайф от вторника.
Янь: Сегодня я в вас влюбился.
Инь: А вы именно меня любите?
Янь: А вы сомневаетесь?
Инь: Нет, сомнения дают пищу для взаимности.
Янь: Вы так полагаете?
Инь: Я так чувствую.
Янь: Меня?
Инь: Чувствую ли я тебя? Я даже слышу, как ты отламываешь печенье, сейчас, сидя за столом на своей кухне, за чашкой чая. За ней ты прячешь своё желание и ждёшь моего звонка. Желание твоё настолько сильно, что я не могу не появиться там, где меня ждёт моя вторая половинка… печенья.
* * *
Осень равнодушно моросила, вызывая непонятное чувство грусти у тех, кто был по ту сторону стены. Я пытался смотреть в окно, но глаз не цеплялся, ему больше нравилось другое окно, в котором женщины брали высоту с шестом – шёл чемпионат мира по лёгкой атлетике. Девушка сбила планку и рухнула на маты с пятиметровой высоты, несмотря на неудачную попытку, она пыталась улыбаться. Откуда у них, у женщин, берутся силы улыбаться после падений? Мне хотелось спросить об этом у девушки, что уже подобрала свой шест и ушла со сцены. Как научиться держать хорошую мину при плохом прыжке? А может, у них не так всё плохо, по крайней мере есть шест, на который можно опереться при любой, даже самой неудачной попытке, по крайней мере, они могут ходить в трусах и в майках, в то время как мне было холодно даже сидя в кабинете в джинсах и свитере. Отопление молчало. «Придётся топить чаем».
– Ты чего такая, грустишь? – спросил он у секретарши, которая погрузила кабинет в аромат чая.
– Осенняя депрессия.
Максим сразу же вспомнил вчерашний диалог с Алисой:
«– Ты чего такая грустная?
– Я не грустная, я голодная».
Вот она – разница между твоим и не твоим, точнее сказать, твоей и не твоей, между любовью и привязанностью, между независимостью и подчинённостью, между чувством юмора и чувством собственного достоинства.
– И долго ты собираешься грустить? – посмотрел он в окно, будто хотел удостовериться ещё раз, что там действительно осень. Там всё было несколько мягче, чем в действительности. Важно, с какой стороны стекла ты находишься. Когда ты в тепле, за осенью можно наблюдать как за явлением, приятным и ностальгическим. Сегодня ветер был особенно страстным, ещё совсем недавно осень смущалась, краснея, а теперь даже не сопротивлялась, она сдалась, ей было приятно, как он срывает с неё последнюю одежду, последние листья.
– Пока не включат.
– Тебя?
– Отопление, – усмехнулась Катя. – Осенью день идёт за два до самого октября, пока не дадут.
– А в октябре дадут? – уже не сдержался и засмеялся я.
– Вы невыносимы, – дошло до Кати.
