— И Гитлер, и Сталин наверняка бы так поступили. И то же самое скажет Микцанцикатли, если я нарушу слово и не выпущу его на свободу.
— Джон, я хочу, чтобы ты нарушил слово. Я хочу, чтобы ты открыто сказал Микцанцикатли, что не освободишь его.
— Энн, я не могу. Он убьет тебя.
— Моя жизнь не имеет значения. Кроме того, ты не должен об этом волноваться, если сомневаешься в мощи Микцанцикатли.
— Я не сомневаюсь в мощи Микцанцикатли. Я просто считаю его недостаточно сильным, чтобы благоденствовать в обществе, которое не верит в демонов.
Энн вытянула руку и прикоснулась к моей руке.
— Дело также и в Джейн, ведь так? И в твоем неродившемся сыне?
Я долго смотрел на нее, потом опустил голову.
— Да, — признался я. — Дело в Джейн.
Мы долго сидели и молчали. Наконец я встал с постели, наклонился и поцеловал Энн в лоб. Она поймала мою руку и пожала ее, но не сказала ни слова. Не сказала даже „до свидания“. Я прикрыл за собой дверь так тихо, будто запирал двери в мавзолее.
На обратном пути я завернул в приемную и налетел на Дугласа Эвелита. Он сидел в кресле на колесиках, которое толкал Квамус, а за ними шла Энид Линч. Все трое были одеты празднично: старый Эвелит надел черный смокинг и крылатку, а между коленями держал трость с серебряной ручкой. На Квамусе был серый плащ английского покроя, на Энид же — обтягивающее платье из серой шерсти, четко обрисовывавшее затвердевшие от холода соски ее грудей.
— Хорошо, что я вас встретил, мистер Трентон, — заявил Дуглас Эвелит, протягивая мне руку. — Хотя нет, пожалуй, плохо, что я вас встретил, учитывая обстоятельства. Энн рассказала мне по телефону, что случилось.
— Она звонила вам?
— Конечно. Все мои ведьмы относятся ко мне как к отцу. — Он улыбнулся, хотя в улыбке было мало веселья. У него было подозрительное, оценивающие и критическое выражение лица. Что на самом деле случилось в доме на Аллее Квакеров и почему Энн в таком состоянии? Я чувствовал, что этих людей объединяет сильная психическая связь, а я ненароком вторгся в связывающий их магический круг и вызвал сигналы тревоги внутри их объединенных умов. У меня было неприятное предчувствие, что если бы я как-то обидел Энн или нарушил наш договор о немедленной доставке Микцанцикатли в дом Дугласа Эвелита, когда мы достанем корабль, они узнали бы об этом тут же, немедленно, без расспросов.
— Энн… чувствует себя значительно лучше, — заявил я. — Доктор Розен говорит, что она может вернуться домой уже сегодня вечером или завтра утром. Он только хочет увериться, что она пришла в себя после потрясения.
— Энн сказала мне, что это был дух, — заявил Дуглас Эвелит. — Дух вашей умершей жены.
— Да, — признался я и посмотрел на Квамуса. Его лицо не выражало никаких чувств. Неподвижное, каменное лицо не моргая наблюдало за мной, ни на секунду не спуская с меня холодного проницательного взгляда.
— Да, — повторил я. — Произошел определенный конфликт. Энн хотела на время освободить меня от этих призраков, но моя жена этому воспротивилась.
— Скорее, Микцанцикатли воспротивился. Ведь именно этот демон, как вы уже знаете, вызывает появление духа вашей жены.
— Вот именно, Микцанцикатли, — поддакнул я. Я чувствовал себя очень виноватым. Все трое смотрели на меня так, будто я продал собственную мать торговцу рабами. Они явно что-то чувствовали, хотя и не были уверены, что это такое.
— Наверное, для вас будет лучше, если вы уйдете из дома на пару недель, — заметила Энид. — Вам есть куда пойти?
— Я мог бы поселиться у моего тестя в Дедхэме. Раз уж о нем зашла речь, то мне кажется, что он будет в состоянии собрать достаточные фонды для подъема „Дэвида Дарка“.
— Ну, это действительно чрезвычайно приятное известие, — заявил старый Эвелит. — Но только зачем вам ехать в Дедхэм? Если хотите, можете пожить у меня, в Тьюсбери. У меня есть свободная комната, которую я с радостью предоставлю в ваше распоряжение на столько времени, на сколько будет нужно. К тому же, для вас и для меня это будет даже удобнее, когда вы и ваши коллеги займетесь подъемом корабля, не так ли? Вы могли бы ежедневно информировать меня о ходе работы, и за это пользоваться моей библиотекой, если вам понадобятся дополнительные сведения.
Я посмотрел на Энид, Квамуса и старого Эвелита. Пребывание в резиденции Биллингтонов наверняка будет трудным и скучным, но, с другой стороны, даст мне возможность пользоваться всеми книгами и бумагами старого Эвелита. Может, я даже смогу узнать, как Эвелит собирается расправиться с Микцанцикатли, когда мы вытянем демона из моря. Если я узнаю, что он хочет сделать, чтобы обуздать его, то, может, я найду и способ освободить демона.
Дуглас же Эвелит пригласил меня, вероятно, затем, чтобы я был у него на виду, так же как я хотел шпионить за ним. Но мне это не мешало. Настоящая конфронтация наступит только тогда, когда мы найдем Микцанцикатли и достанем его из моря.
— Я позвоню вам, — сказал старый Эвелит. — Так что собирайтесь. Квамус поможет вам переехать. Хорошо, Квамус?
Квамус ничем не показал, что согласен и что он вообще слышал вопрос. Энид приблизилась к инвалидному креслу и сказала:
— Вы не должны выходить из дома на такое долгое время, мистер Эвелит. Пойдемте к Энн, а потом вернемся домой. Мистер Трентон, я очень рада вашим успехам в финансовых делах.
И вся троица удалилась по коридору. Колесики кресла Дугласа Эвелита вращались с тихим скрежетом. Я обернулся и заметил, что ко мне приглядывается блондинистая медсестра, Марго.
— Ваши друзья?
— Знакомые.
— Странноватые, правда? Или вы со мной не согласны?
— Странноватые? Может быть. Но вы наверно знаете, что разные люди считают странным разное. О вас, например, тоже наверняка думают, что вы странная.
Марго затрепетала своими длинными искусственными ресницами.
— Я странная? Чем это я странная?
Я улыбнулся ей и свернул в кабинет доктора Розена, чтобы попрощаться. Позже, когда я уже выходил из клиники, Марго все еще изучала себя в карманном зеркальце, морща брови, надувая губы и стараясь понять, почему кто-то может считать ее странной.
На улице дул холодный ветер. У меня почему-то было сильное ощущение, будто что-то висит в воздухе. Что-то грозное, неотвратимое и пронизывающее неодолимой дрожью.
29
Эдварду, Форресту и Дану Бассу потребовалась неделя, чтобы составить довольно подробную смету расходов на подъем „Дэвида Дарка“ с илистого дна к западу от Грейнитхед. В течение этой недели мы ныряли в отмеченном месте одиннадцать раз.
Нам повезло: на четвертый раз мы нашли четыре доски, уже прогнившие, торчащие рядком из ила. Позже оказалось, что это части обшивки кормы. Тогда мы впервые убедились, что „Дэвид Дарк“ действительно лежит там, погребенный в иле, поэтому мы отметили этот вечер дюжиной бутылок лучшего калифорнийского вина.
