Наступил вечер. Отдыхать мне не хотелось, и я бродил, наблюдая за пассажирами, с интересом обследующими коридоры, кают-компании и спортивные залы, которые очень скоро станут привычными для них. Я вернулся на первый уровень. Рядом с кубриком по стойке «смирно» стоял, повернувшись к стене, Рейф Трэдвел. Что же, он сам этого хотел. Никто не заставлял его служить.
Спал я плохо, никак не мог прийти в себя после старта. Чтобы привыкнуть к монотонной жизни в синтезе, потребуются многие дни. Я поднялся и от нечего делать побрел на мостик.
— Вы просматривали журнал, сэр? — Лейтенант Шантир указал на записи за два последних дня. «Мистер Тамаров, три штрафных балла от мистера Таера за лень». «Мистер Тамаров неопрятен, два штрафных балла».
Значит, все началось по новой. Я захлопнул журнал и, не сказав ни слова, откинулся в кресле.
— Сколько это будет продолжаться, сэр?
Я открыл один глаз:
— Пока не прикажу прекратить, лейтенант Шантир.
Он покраснел:
— Простите, сэр.
— Вы хороший офицер, — сказал я. — Только не приставайте ко мне.
Он слегка улыбнулся:
— Есть, сэр. — И переменил тему. — Вы играете в шахматы, сэр?
Я встрепенулся:
— Да, а что?
— Я не очень сильный партнер, но шахматы люблю. И держу пари, что ваш компьютер жульничает.
— Ну, спасибо, — обиделась Дарла.
— Я не могу играть на мостике, Ларс. Вы это знаете.
— Правда? А командир Хальстед играл. Я любил наблюдать за ним. Однажды он даже выиграл у компьютера.
Из динамика донеслось:
— Должно быть, это был ужасный день для компьютера.
— Не встревай, Дарла, — проворчал я. Потом спросил: — Он действительно играл во время вахт? — Во мне шевельнулась надежда.
Шантир ответил:
— Конечно, когда мы были в синтезе. А что еще тут делать?
— Это не противоречит уставу?
— Я перечитал его, сэр, ничего такого там нет. Говорится только, что нельзя терять бдительность. А о чтении или играх вообще не упоминается. Тем более что о любых отклонениях дает знать звуковой сигнал.
— Я сообщу, если возникнут проблемы, — горячо заверила Дарла.
— Это что, заговор? Дарла, вы играли когда-нибудь с офицером во время вахты?
— Многие играли. Жанет говорила, что иногда позволяла командиру Хальстеду выигрывать, чтобы поддержать в нем бодрость духа.
— Ты сказала «командир Хальстед». Жанет, видимо, имя их компьютера? Когда ты с ней разговаривала?
— Когда ее корабль причалил к Надежде, чтобы привезти к вам хоть одного интеллигентного офицера, гардема… Я хотела сказать, «командир Сифорт». Я связалась с ней, как обычно.
— А ты с кем играла в шахматы, Дарла?
— С командиром Хагом, разумеется. Но он был не очень интересным противником, — уныло констатировала она.
Я был поражен. Командир Хаг коротал время за игрой в шахматы с компьютером?
— Ладно, расставляй фигуры.
Она выиграла через тридцать семь ходов.
Я настолько расслабился, что остался на второе дежурство, лишь бы быть рядом с ней. Через неделю я стал ограничивать себя одной партией в день. Еще немного, и шахматы стали бы для меня наркотиком. После окончания партии я анализировал каждый свой ход.
Но в один прекрасный день я сыграл вничью. Спустя несколько часов на вахту явился Алекс сменить лейтенанта Кроссборна, явно не одобрявшего мои занятия.
Я все еще пребывал в хорошем расположении духа:
— Садитесь, мистер Тамаров.
Он взялся за спинку кресла:
— Простите, сэр, я не могу сидеть. — Жилка на его виске пульсировала.
Мое радужное настроение вмиг испарилось.
— Вы были у мистера Шантира?
— Я только что от него. — Он уставился на темный экран.
— За что?
— Ни за что, сэр. Просто ни за что. — Последовало долгое молчание. — Сэр, я хочу уйти из Военно-Космических Сил.
— И не думайте, — быстро ответил я. И, помолчав, добавил: — Мне очень жаль, Алекс. — Больше мне нечего было ему сказать.
— Есть, сэр, — спокойно произнес он. И спросил: — У вас есть причина?
— Какая?
— Ждать. Ничего не предпринимая.
— Вы преступили черту, мистер Тамаров.
— А мне теперь все равно.
Я не стал его отчитывать, только сказал:
— Да, у меня есть причина. — Я кивнул в сторону люка. — Вы свободны, Алекс. Полежите немного.
— Если не возражаете, сэр, я останусь здесь. — На мостике он был недосягаем для Таера.
— Оставайтесь. — Я позволил ему отстоять вахту. А потом послал к доктору Убуру за смягчающей мазью. Он нехотя подчинился, но, видимо, был мне благодарен.
Несколько дней я совсем не играл в шахматы.
Мистер Кроссборн, как всегда, удовлетворительно справлялся со своими обязанностями. В свободное время бродил по кораблю, ко всем приставая с вопросами, пока не исчерпал дело Трэдвелов. Однако не успокоился, о чем сообщил мне Вышинский.
— Командир, меня допрашивал один из ваших офицеров, — сказал он, стоя по стойке «смирно» рядом с моим креслом.
— О чем? — Интересоваться, кто именно спрашивал, не было необходимости. Я и сам это знал.
— О гибели командира Хага, сэр. О взрыве на баркасе и поломке компьютера. Он подозревает, что это не несчастные случаи.
Сердце у меня упало.
— Мистер Вышинский, вам что, нечего делать, кроме как доносить на старшего офицера? Объявляю вам выговор.
— Да, сэр, — спокойно ответил Вышинский. — А что делать, если он опять станет спрашивать, сэр?
— Отвечать. Что же еще? Подчиняйтесь приказам, если не хотите, чтобы на вас пришел рапорт.
— Есть, сэр! Можно идти?
— Да. — Я смотрел ему в след. И спохватился, когда люк за ним уже закрывался, — спасибо! — Сердце бешено колотилось. Кроссборн — параноик. И представляет собой опасность для корабля.
Сразу после вахты я пошел в свою каюту и остановился перед зеркалом.
— Ты командир, — говорил я своему отражению. Но отражение молчало. — У тебя в руках власть. Помнишь рассказанную Ваксом историю о своем дяде адвокате? Он каждый раз напоминал себе, что его клиент попал в беду не потому, что он его подвел, а потому что он сам себя подвел.
Я нахмурился.
— Почему же тогда ты чувствуешь себя виноватым? — снова обратился я к своему отражению.
