— Есть, сэр. — Со смешанным выражением смущения и страха на лице Алекс отдал честь и быстро вышел.
Сэнди сосредоточился на своем экране, упражняясь в вычислениях.
Через двадцать минут я услышал сдавленный голос:
— Разрешите войти, сэр? — В коридоре стоял Алекс, вытянув руки по швам с блестевшими от слез глазами.
— Войдите.
Он робко вошел и встал по стойке «смирно» в двух шагах от моего кресла.
— Гардемарин Тамаров явился, сэр, — почти прошептал он. — Главный инженер с почтением сообщает, что по первому же вашему требованию может прислать вам гардемаринов. — Выглядел Алекс несчастным и потерянным.
— Спасибо, мистер Тамаров. Освобождаю вас от вахты.
— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, сэр. — Он отдал честь, повернулся и вышел в коридор. Мне стало стыдно. Я оказался ничуть не лучше Вакса. И, что хуже всего, нажил себе еще одного врага. Ведь Алекс был мне другом и не хотел ничего плохого.
Я не торопясь подошел к люку, выглянул наружу. Алекс стоял у переборки, держась за зад, и всхлипывал. Я унизил его достоинство. И теперь единственное, что мог сделать, это оставить парня в покое. Сэнди между тем прилежно стучал по клавишам.
Чтобы не вызвать протеста со стороны мистера Вышинского, я пошел на гауптвахту вместе с матросом, вооруженным дубинкой. В камере не было ни стула, ни стола. Только матрас, лежавший прямо на палубе. Я приказал принести стул, но матрос остался стоять у люка, сжимая в руках дубинку.
— Мистер Герни, я теперь командир.
— Знаю, сэр, мистер Сифорт. — Передо мной был худой, изможденный человек лет пятидесяти, с копной темных волос.
— У меня к вам несколько вопросов по… гм… по поводу инцидента. Как все произошло?
— Мистер Таук и остальные вцепились друг в друга, — начал он подобострастным тоном. — А я о наркотиках понятия не имел, честно вам говорю.
Если он и дальше собирается врать, лучше сразу уйти.
— Слушайте меня внимательно, мистер Герни. Через несколько дней на вас наденут наручники, заткнут рот кляпом и повесят. А потом выбросят ваше тело из воздушного шлюза. — Он задохнулся, — только я могу остановить это. Говорить с вами я больше не буду. Еще одно слово лжи — и уйду.
— Простите, командир, сэр, — пробормотал он. — Клянусь говорить только правду!
— Начинайте сначала.
— Я знал о гуфджусе. Многие знали. Простите, командир. Нам давал его Таук. Я только разочек попробовал. Только разочек. Клянусь, командир! Ну и дерьмо этот гуфджус! А цена сумасшедшая. Дернул меня черт в это ввязаться. Так вот, значит, попробовал я разок и больше не стал. А им не мешал. А этот Венжинский нажрался, схватил кайф и чуть не отправил на тот свет двух ребят, живого места на них не оставил. Мы накинулись на него, а тут Фрезер влез, он тоже под кайфом был. Стал Таук отнимать у них этот наркотик проклятый, да не тут-то было. Такой бардак начался. — Он почесал в затылке и продолжал: — Пришел мистер Терил, приказал растащить их. Не хотел я в это встревать. Но приказ есть приказ. Стал я их за руки хватать, и вдруг — бум! Кто-то врезал мне по башке. Я и взбеленился. Кто врезал — не знаю. И давай крушить кулаками. Сами знаете, как это бывает! Всех, без разбору, в кого попаду.
Только бы отбиться. Потом все. Темнота. Очнулся, смотрю — наручники. Оказывается, я мистера Вышинского обидел, ну влепил ему разок-другой. — Он захныкал, по лицу потекли слезы. — Ничего я толком не помню, сэр командир. Может, и влепил. Я не отказываюсь. Но только не нарочно я! Неувязочка вышла. Неувязочка, что же еще. — Он снова захныкал. — Так и считайте командир, неувязочка. Вызволите меня отсюда, я буду смирно себя вести. Клянусь, я…
Он так вопил, что я постучал в люк, желая лишь одного: поскорее убраться восвояси.
— Умоляю вас, сэр! Я никогда больше не буду драться. Мне так страшно! И с гуфджусом тоже, если вы…
Его вопли были слышны, пока я не дошел до середины коридора.
Рики Фуэнтес поставил на стол поднос с завтраком и вытянулся по стойке «смирно», ожидая, когда его отпустят.
— Доброе утро, Рики.
— Доброе утро, сэр командир! — Этот обычно озорной, смешливый парень у меня в каюте был напряжен, как натянутая струна.
— Рикардо, мне бы хотелось, чтобы ты кое о чем подумал.
— Так точно, сэр командир! — Он не шевельнулся, уставившись на переборку.
Я почувствовал раздражение. Рики замкнулся и был не в состоянии слушать.
— Рики, оставь это. Будь таким, каким я знал тебя раньше.
— Слушаюсь, сэр! — Голос его все еще звучал напряженно. Я заорал:
— Черт тебя подери, прекратишь ты вести себя, как самый распроклятый идиот! — Рики разинул рот и затрясся.
— Вольно! — рявкнул я. — Веди себя нормально, парень!
У Рики задрожали губы. По щеке медленно поползла слеза. Он перестал наконец тянуться, смахнул рукавом слезу.
— Что я такого сделал? — спросил он с отчаянием в голосе. — Я не хотел вас сердить, командир!
— Господи, Рики! Садись же! — Я толкнул его на стул, подождал, пока он соберется с мыслями, и, видя, что он успокоился, сказал более мягко:
— А теперь послушай меня. Держись свободно, как у нас в кубрике. Давай поговорим. Ладно?
— Да, сэр. — Он во все глаза смотрел на меня.
— Ты видел мое объявление о наборе гардемаринов?
— Да, сэр! — Ему не удалось уйти от разговора.
— Ты все знаешь о нашем кубрике. Хочешь там жить?
— Я, сэр? Но я простой матрос.
— А хочешь стать кадетом?
— Значит, я буду жить в кубрике, а потом стану офицером? — Он боролся с соблазном.
— Да.
— И буду чистить ботинки мистеру Хольцеру, зубрить устав, стоять под ледяным душем и мало ли еще что?
Пусть узнает все сразу.
— Да, Рики. И это тоже.
— Вот клево!
Господи, ему это нравилось! Нравилось быть взрослым. Мне захотелось остановить его ради его же блага.
— Я должен сказать «да» прямо сейчас, сэр командир? Или можно подумать?
— Подумай.
Юнга подпрыгнул и отдал честь.
— Благодарю вас, командир! Знаете, — сказал он доверительно, — я сам читал объявление, ей-богу. Я умею читать! Только не думал, что это меня тоже касается. Я могу идти? А можно рассказать об этом друзьям?
— Идите, мистер Фуэнтес. — Сейчас наверняка побежит к начальнику интендантской службы или к старшине, спросит, стоит ли отказаться от нижней палубы ради пьянящего воздуха офицерских покоев. Они скажут, что стоит. Но не потому, что нам нужны офицеры, а чтобы увидеть, как один из них поднимается наверх.
