Она сочла бы скорость обмена достаточной для обновления атмосферы корабля, а мы медленно травились бы углекислым газом. Конечно, наши датчики способны зафиксировать любые отклонения от нормы в составе атмосферы, но не исключено, что Дарла сочла бы их показания неправильными, так как не видела отклонений в работе машин.
Единственным спасением от удушья был ручной контроль. Матрос мог просто проигнорировать отклонение и не доложить, потому что знал, что компьютер тоже ведет наблюдение.
На следующей неделе мы обнаружили еще семь «клопов». Два из них затрагивали навигационную систему. Остальные были не столь важны. Среди них оказались ошибочные замеры некоторых помещений и баркаса, а также неправильные цвета покраски. Я с нетерпением ждал завершения работы по проверке всего списка параметров, чтобы знать наверняка, насколько серьезно обстоят дела.
Наиболее сложной оказалась проверка калибровки электронных приводов, там требовалась помощь рабочих групп из членов экипажа. Мы остановили синтез, чтобы матросы могли выйти на внешний корпус корабля. Во время синтеза все оказавшееся за пределами окружающего корабль поля переставало существовать. Вскарабкавшись на корпус, наши рабочие группы нацеливали свои примитивные электронные инструменты на дальние звезды, чтобы обеспечить абсолютно точную базу для калибровки.
Однажды вечером в люк моей каюты постучали. Я встревожился. Ведь никто, кроме Рики с завтраком на подносе, никогда не стучал в мой люк. Разве что во сне.
В коридоре с бесстрастным выражением лица стоял главный инженер. При моем появлении он вытянулся в струнку.
— Рад вас видеть, шеф. Что-нибудь случилось?
— Я пришел извиниться, командир, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.
— Прошу вас! — Я отошел, пропуская его. И ему ничего не оставалось, как войти.
— Командир Сифорт, простите мне мой дурацкий протест, который я потребовал записать в журнал. Вы были абсолютно правы. Вот уже две недели я места себе не нахожу. Столько лет прослужить в Военно-Космическом Флоте и нарушить субординацию!
— Вы имели полное право на протест.
— Я не имел такого права, черт возьми, прошу прощения, сэр, но за корабль отвечаете вы, и вы знаете, что делать. Не мне вас судить. Я стыжусь своего поступка.
Я вздохнул:
— Мне повезло, шеф.
Он скептически посмотрел на меня.
— Ладно, обменялись извинениями и хватит. Раз уж пришли, оставайтесь и помогите мне исследовать эту штуку в сейфе.
— Я, честно, не хотел, я имею в виду, позже…
— Оставайтесь. — Я набрал код сейфа. Иногда неплохо быть старшим по рангу.
17
Кошмары ушли, но одиночество осталось. Однажды вечером после ужина я обнаружил, что спустился на второй уровень и направляюсь по восточному коридору к каюте Аманды Фрауэл. Нерешительно постучал в люк. Внутри звучал головид.
Она открыла дверь, и мы неожиданно оказались лицом к лицу.
— В чем дело, командир Сифорт? — Холодный тон больно ранил меня.
— Хотелось бы поговорить.
Она помедлила:
— Я не могу запретить вам войти, командир, но говорить с вами не имею ни малейшего желания.
— Если не хочешь, я не буду входить, Аманда.
— Почему же? Сила — главный ресурс Военно-Космического Флота.
Я вздохнул. Мне и без того было тяжело.
— Не пора ли забыть о случившемся? Я хотел… Мне надо с кем-нибудь поговорить.
— Я никогда не забуду о случившемся, командир. Пока жива. — В ее голосе появились металлические нотки.
— Ты так уверена, что я поступил неправильно?
— Уверена! И вы тоже можете в этом не сомневаться. Извините, я закрою дверь.
Люк захлопнулся у меня перед носом. Я постоял немного и, ошеломленный, ушел. Не желая возвращаться на мостик и боясь одиночества в каюте, я побрел дальше по коридору. Словно по наитию спустился на третий уровень со смутным желанием увидеть шефа, услышать его голос, который всегда меня успокаивал.
Идя по круговому коридору третьего уровня, я услышал впереди смех. Из-за поворота несся мяч. Матросы иногда собирались по вечерам поиграть в футбол, хотя это считалось нарушением правил. Я инстинктивно отбил мяч и пошел за ним.
— Давай, врежь, Мори! Представь, что это голова командира Кида! — Послышался смех.
— Молчи, пока он и тебя не достал, — раздался чей-то насмешливый голос.
— Смирно! — крикнул кто-то. Мяч ударился о стенку и, отскочив, покатился ко мне. Я поставил на него ногу.
— Продолжайте. — Матросы больше не стояли по стойке «смирно», но ждали, когда я уйду. Я кожей ощущал их враждебность. Не следовало им мешать. Пойди я в другую сторону, не наткнулся бы на них.
— Когда-то я тоже играл в футбол. — Жаль, что ни у кого не хватало храбрости пригласить меня погонять мяч. В наступившей тишине кто-то вежливо спросил:
— Правда, командир?
— Это было давно. Можете продолжать, — сказал я и ушел так быстро, как позволяло мне мое положение. По пути к машинному отделению я не услышал больше ни звука. Макэндрюс находился внизу, в шахте синтеза, контролируя процедуру профилактического обслуживания клапана. Пришлось вернуться на первый уровень. Но на сей раз я выбрал западный коридор, минуя кубрики матросов.
Пройдя мимо мостика, я направился в сторону пустующих лейтенантских кают и кубрика гардемаринов. Я не решался постучать и стоял перед дверью, когда вдруг она распахнулась и появился улыбающийся Сэнди. Увидев меня, он невольно попятился и, перестав улыбаться, замер по стойке «смирно». Алекс вскочил с койки и тоже встал «смирно».
Дерек, скрестив ноги, сидел на палубе, держа в руках пару башмаков. Своей очереди ждали еще три пары. Он отложил в сторону крем и щетку и ловко поднялся.
— Вольно! — скомандовал я. Все вернулись к своим занятиям. — Как дела, ребята?
— Отлично, сэр. — Так хотелось, чтобы Алекс по-прежнему назвал меня мистером Сифортом.
— Где Вакс? — спросил я просто так, чтобы поддержать разговор.
— Мистер Хольцер ушел в кают-компанию пассажиров, сэр, — ответил Сэнди почти дружески, не то что Алекс, который не мог расслабиться.
— А чем занимается кадет?
Наступило неловкое молчание. По традиции офицеры не замечают кадетов. В разговор вмешался Сэнди.
— Мистер Хольцер сказал, что его туфли не блестят, как положено. Вот он и тренируется на наших. — Все было в пределах нормы.
— Хорошо. — Я осмотрелся. После капитанской каюты кубрик казался совсем маленьким. Я с трудом сдержался, чтобы не приказать заправить мою собственную койку.
Алекс бросил взгляд на свое плохо заправленное одеяло и отвел глаза.
