Через микрофоны были слышны их взволнованные голоса. Потом ответил уже кто-то другой:
— Давай, разгерметизируй нас! Тогда генерал вместе с другими офицерами окажутся в воздушном шлюзе.
— Мне плевать. Вина ляжет на вас, а не на меня.
Вакс вздохнул. Я протянул руку к кнопке открытия лазерного огня, но не нажал ее:
— Управление огнем, приготовиться! Прицел в корпус около воздушного шлюза «Шахтера»!
— Есть, сэр.
— Мы убьем их всех, — проскрежетал голос из микрофона.
— Осталась минута. После разгерметизации я дам вам еще одну минуту, после чего разнесу вашу станцию на мелкие кусочки. И начну с вашего отсека связи.
— Вы не посмеете! Станция стоит миллионы! Вас повесят!
Я ответил каким-то чужим голосом:
— Знаю. На это я и надеюсь. Осталось сорок пять секунд. — Я нажал на предохранитель открытия лазерного огня.
— Вы спятили!
— Вы погибнете. И очень скоро.
Раздался тревожный голос Дарлы:
— Встречный лазерный луч низкой энергии! Неустойчивый пучок.
— Какого черта? — На «Шахтере» не должно быть оружия.
— Экран полностью развернут. Пучок в пределах экрана.
Я посмотрел на Вакса:
— Какой-нибудь режущий механизм? Ручные лазеры, связанные вместе, чтобы вести залповый огонь?
Вакс пожал плечами, его беспокоили проблемы более важные.
— Командир, пожалуйста, не взрывайте станцию.
Я нажал на кнопку микрофона:
— Тридцать секунд! — И повернулся к Ваксу: — Сожалею, мистер Хольцер.
Мы приближались к шлюзам станции. Лазеры были в полной боевой готовности.
— Пятнадцать секунд!
— Полагаясь на милость Божью, мы вверяем ваши тела вечности… — произнес я хладнокровно.
— О Господи, — прошептал Вакс.
— …пусть ждут Дня Великого суда, когда души предстанут перед Великим и Всемогущим Богом…
— Подождите, не стреляйте! — Мне казалось, что я слышу запах исходящего от них страха.
— Открыть огонь!
Я наблюдал за экранами. Кусок обшивки около воздушного шлюза обвис.
— Прекратите стрельбу, мы сдаемся! — раздался крик.
— Рубка связи, прекратить огонь! — Я поставил лазеры на предохранитель. — На станции, подтвердите безоговорочную капитуляцию!
И тут я услышал еще чей-то голос:
— Слушайте, мистер, мы проиграли и понимаем это. Но, если капитулируем, нас все равно убьют. Если не вы, то они. Мы просим амнистии.
— Нет. — Я не собирался менять своего решения.
— Наша свобода в обмен на станцию. Сделка.
— Нет.
— Тогда сохраните нам жизнь! Или уничтожьте станцию. Нам нечего терять!
Он был прав. Мне понадобилось всего несколько секунд на размышления.
— Согласен. Как представитель Генерального секретаря Объединенных Наций, я отменю все вынесенные вам смертные приговоры. Даю слово.
— И генералу тоже?
— Моя гарантия распространяется на все военные силы Объединенных Наций.
Вакс схватился за голову. Я не сделал ничего противозаконного, но вряд ли Адмиралтейство одобрит мои действия. Скорее, наоборот.
— Дайте мне одну минуту. Прошу вас. Мне надо переговорить с остальными.
— Хорошо.
Вакс и остальные гардемарины затаили дыхание, в то время как я наблюдал за часами. Две минуты.
— Ваше время истекло. Через пятнадцать секунд открываю огонь.
— Мы сдаемся!
— Очень хорошо. Освободите ваших офицеров, идите в воздушный шлюз и откройте внешний люк. У вас есть еще три минуты.
На это им потребовалось пять минут. Я подвел «Гибернию» настолько близко, насколько счел возможным, и послал матроса в скафандре с реактивными двигателями привязать канат к их воздушному шлюзу. После чего приказал мятежникам перебраться по канату к нашему шлюзу. Мы взяли их одного за другим. Всего пятнадцать. Мистер Вышинский и его помощники держали наготове лазерные пистолеты.
Несколько часов спустя генерал Фредерик Кол сидел в моей каюте. Рядом с ним стоял нетронутый стакан с виски. Генерал оказался полнеющим, но еще крепким человеком лет шестидесяти. Он наотрез отказался признать мои условия и потребовал выдать ему мятежников, чтобы допросить и повесить их. Мы сверлили друг друга взглядами.
Я пожал плечами:
— Вы ведете себя так, будто у вас есть выбор. — Я взял микрофон. — Мистер Хольцер, прошу вас явиться в каюту командира и проводить генерала Кола с корабля.
— Я не подчиняюсь вашим приказам!
— Да, но вы на моем корабле. Как только мы закончим разгрузку, я отчалю.
— А как же мятежники?
— Они будут под моей зашитой и улетят вместе со мной.
— Они находятся в моем подчинении! Вы не можете этого сделать! — Он вскочил на ноги.
— Послушайте меня. — Я мог теперь говорить все, что хотел, поскольку мне было наплевать на последствия. — Генерал Кол, вы идиот. Занесите ваш протест в мой и ваш журналы и покиньте корабль.
— Вы позволите мятежникам остаться безнаказанными? Но ведь это — предательство! — Он потерял над собой всякий контроль.
В люк постучал Вакс.
— Безнаказанными? — спросил я, открывая люк. — Вряд ли. Их допросят и осудят. Возможно, им захочется умереть еще до того, как они отсидят положенный срок. Но вешать их мы не станем.
— Как же, по-вашему, я смогу поддерживать порядок, если вы собираетесь обойтись с ними столь либерально?
— А я и не думаю, что вы сможете поддерживать порядок. Напротив, уверен, что они снова выиграют еще до того, как мы сюда вернемся.
Он смешался и тяжело опустился в кресло:
— Понимаете, что все это для меня значит? Позволить кучке гражданских захватить станцию? Это конец карьеры.
Я дал Ваксу знак подождать снаружи и снова закрыл люк:
— Необязательно. Станцию я вам уже вернул. Остается решить кой-какие проблемы на планете. Ваша карьера зависит от того, как вы с ними справитесь.
— Вы так думаете? — Он с надеждой поднял на меня глаза. — Ха. Они презирают слабых.
— Кто? Горняки или командование Объединенных Наций?
— И те и другие. Я и сам их презираю.
— Признайте договор, который я с ними заключил, и я останусь поблизости, чтобы подстраховать вас. Мои лазеры можно при необходимости развернуть в сторону планеты. В своем докладе я укажу, что вы сами восстановили контроль над ситуацией. — Я становился дипломатом. Если не удается диктовать, надо торговаться.
