Низко наклонившись, я пронесся по утесу, лыжи сильно изогнулись, поскольку я бросился вперед по направлению к широкому пласту покрытого снегом льда*. <Лед на жаргоне хакеров – защита (Прим перев.)>
Сильный удар. На мгновение я потерял равновесие, а затем скатился вниз в безветренную холодную долину. Сервер Лондонского банка был мною взломан.
43. Пуук
Ломать двери здорово. Не оставлять всякого такого на пути, ни в коем случае. Почему Джаред-верхний притворился, будто я знаю о входных устройствах и про экран? Единственный экран, который я видеть, – большой экран на стене здания «Голографического мира».
Незачем кричать, будто я дурак.
Я возвращаюсь вниз с 39-го, интересуясь, бить ли его, и использовать мой шанс с Халбер, но он должен врубиться, это нехорошо – обращаться небрежно с Пууком.
Однако нечего делать, кроме как рассиживаться и наблюдать, каждый раз, когда я смотрел на него, он начинает кругом ходить. Наконец он говорит по-верхнемски с кем-то: ты знаешь, я собираюсь остаться здесь! А потом мне:
– Почему бы не подниматься на одиннадцатый или двенадцатый и не сломать несколько офисов верхних?
– Уничтожу что? – спрашиваю я.
– Все, что хочешь, – говорит он. – Только не разбивайте окон. Снаружи я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что мы здесь.
– Не знаю, – говорю я.
– Вы обнаружите компьютеры, столы, стулья. Вы могли бы повеселиться.
– Ну… – Я быть ужасно привлечен этим. – Немного.
– Так долго, как ты хочешь, – говорит он.
Элли здесь. Другие ребята тоже.
Так что я иду веселиться. После я так устаю, что не мог набить рожу оониту, если она лежала под ногой. Я возвращаюсь, чтобы остановиться в комнате, лечь тихо в угол.
Когда я просыпаюсь, экран показывает: снаружи темно. Джаред сидит у пульта, стучит как полоумный, всю дорогу хихикает.
Он заполучил два телефона, в один говорит со всеми, другой в его ухе.
– Они не могут проследить, – он рассказывает кому-то. – Мы направили через Лондон по шифратору в Мадрид, и я вновь с трудом пробился, чтобы позвонить тебе. Охладись, Рольф. Мы только двое мило беседующих друзей. Эти линии воздушной трассы не имеют никакого отношения к сетевым.
Все время его руки заняты.
– Скажу тебе, что я трачу впустую время, делая это руками. Заставил исинт написать быстро программу, которая управляет парой тысяч счетов и осуществляет беспорядочные сделки. Да, у меня есть повод веселиться. Приблизительно шесть раз в течение дня программа продает некоторые всепланетные фирмы, начала с «Голографического мира». Досталось этим придуркам дважды, я их должник. К полудню давай увеличим объем. Если ты можешь направить мне программу, я проверну список заказчиков и произведу распоряжения.
Он слушал долго.
– Да, они закроют это, когда узнают, но знаешь что? Этот банковский сервер в Лондоне мурлыкает, как котенок. Я могу заставить его отправить мне деньги клиентов со всего мира. Ну разве это не здорово?
Снова он слушал.
– Точно. Счастливо развлечься.
Он врубает телефон, говорит в него:
– Извините, что заставил вас ждать. Вы сказали, ваше имя?..
Ворчание в ответ:
– Стрелок.
– Подай мне идею еще раз.
– Рольф говорит, что ты трахаешься с брокерскими счетами.
– Итак?
– Зачем тратить время? Идите за золотом.
Джаред закатил глаза.
– Не ломайте комедию, это длинная ночь.
– Я говорю в буквальном смысле. Идите за золотом.
Я слушаю, но трудно понять, что стрелок говорит. О юнидолларах, обмене фунтов на евро, иены. И о друге, который когда-то разорил казну и честь.
Глаза Джареда расширились. Я спрашиваю: «Что?», но он быстро затыкает меня и продолжает слушать внимательный.
44. Роберт
Я провел ночь в отдельной палате на верхнем этаже Центральной городской больницы, под действием значительного количества успокоительного.
Это была беспокойная, напряженная ночь для приемного отделения больницы – прошло, наверное, часа два, прежде чем меня заметили. Но когда главный врач узнал, кто я такой, проблемы исчезли, и я оказался в персональной палате на VIP-этаже.
Наверное, мне следовало использовать служебное положение в личных целях уже в тот момент, когда меня везли на каталке к дверям больницы, но на этот раз я не беспокоился о привилегиях, которые предоставляет моя должность. Удостоверившись, что отца уведомили – ему было сообщено, что сын позвонит утром, – я погрузился в столь необходимый мне сон.
Когда я проснулся при свете дня, то обнаружил неожиданного посетителя – свою мать. Она спокойно сидела в углу, просматривая личный голографический ежедневник.
– Привет, – сказала она, выключая его, и подвинула свой стул ближе.
Я, протянув руку, сжал ее пальцы.
– Как ты узнала?
– Твой отец сообщил.
– Он проявил внимание. Я позвонил бы тебе, как только проснулся.
– Нисколько не сомневалась в этом.
Возможно, в ее словах не было иронии. Наши отношения были теплыми, но им не хватало близости, которая отсутствовала и между мной и отцом. Почему-то я никогда не старался притворяться, что, кстати, не мешало мне регулярно ей звонить или разрабатывать вместе с отцом политику нашей партии.
– Лежи спокойно, – сказала она. – У тебя сотрясение мозга. Этот нижний почти пробил твой череп.
Я старательно не показывал раздражения. Речь матери отличалась свободой, она иногда была несдержанна в своих высказываниях, что стало одной из многих причин ее разрыва с отцом. Хотя некоторые из его коллег воспринимали ее прямоту как что-то самобытное, оригинальное, у других ее манера высказываться вызывала неприязнь. Это усиливало напряжение во время приемов гостей, которые были обязательным условием политической жизни.
– Халбер был немного зол на капитана, – сказал я. – И на всех верхних.
Она сморщила нос.
– Я хотела бы, чтобы ты не говорил – верхние. Этот снобизм не свойственен всем нам и не идет тебе.
– Полагаю, что это так. – Я осторожно попытался сесть. – Мои ребра сломаны?
– Ушиблены. То, что ты перевязан, поможет тебе легче дышать. Лежи спокойно.
– Мама, ты поможешь мне уйти отсюда? – Я рассматривал дверь. Комната больше не кружилась.
– Может быть, но зачем? Они говорят, что лучше тебе побыть здесь дня три, прежде чем…
– Какого черта! Я хочу заниматься делом, а не отсиживаться на этом складе тел. Этот скандал с нижними нужен отцу. Я хочу помочь. Возможно, я смогу даже умерить этот военный пыл, покрыть причиненный ущерб избытком энтузиазма.
