Из коридора доносились голоса, шум шагов. Затем – тишина.
После звонка от Рубена Торн сидел, некоторое время размышляя, потом взглянул на меня:
– Роб, я не могу отказаться видеть его. Но я хочу, чтобы вы были здесь для поддержки.
– Вы в своем уме? Ни за что. – Я вскочил со стула, – Он – ваша проблема, не моя.
– Вместе мы можем…
– Нет! – Я направился к дверям.
– Позвольте мне кое-что прояснить, – язвительно произнес он. – Если ты беспокоишься о кампании своего отца, ты будешь здесь, когда появится Генеральный секретарь. Иначе я перейду к земельщикам и скажу Ричарду, что ты вдрызг пьяный.
– Ни за что! – Я сделал паузу. – Джефф, есть причины, по которым я не хочу видеть его.
– Думаешь, у меня нет ни одной? – Он едко засмеялся. – Ради бога, Сифорт знал меня еще мальчиком. И вернул меня в Академию. Ты полагаешь, что я буду прекословить ему без посторонней помощи?
Неожиданно мне пришло в голову: мы знали точно, чего капитан хотел от нас, хотя ни один не осмелился высказать это.
– Что, если вы не увидите его, пока это не закончится?
– Тогда я мерзавец. Уже довольно тяжело смотреть на себя в зеркало, – Он продолжал с кислой улыбкой. – Даже в политике существует вежливость. Ты просто не можешь отказаться видеть Генерального секретаря, в прошлом или настоящего.
– Я знаю.
Это был тот тип оскорбления, которое оставляло одного уязвленным навсегда. Даже смертельная игра политики имела свои правила. Я вздохнул.
– Звоните мне; я буду здесь. – Я ушел, чтобы умыться и глотнуть освежителя дыхания.
В приемной я поинтересовался у дежурного лейтенанта:
– Что был за шум?
– Проклятые штатские. – Он раздраженно тряхнул головой, – Дюжина демонстрантов в коридоре. Один глупый мальчишка пробовал прорваться сюда, чтобы увидеть адмирала. «Это ужасно важно!» – кричал он, требуя, чтобы я пропустил его. Я приказал гардемарину вывести его в главный вестибюль: пусть кричит в очереди за билетами. Кстати, есть боковой проход, если вы хотите обойти пикетчиков.
– Нет, все нормально. – Я пригладил волосы и мрачно нахмурился.
55. Педро
Рука на плече вытряхнула меня из сна, в котором я так нуждался.
– Пошли, старик. Они ждут.
Я сидел на кровати, ослабевший, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.
– Кто?
– Двигай. – Это солдат оонитов, молодой и высокомерный.
Я скорчил рожу.
– Хочешь, чтобы я помочиться на пол или в штаны?
Шумно вздохнув, всем своим видом показывать отвращения, он отвел меня в блестящую кабину для верхних, все там покрыто кафелем и освещено ярким светом. Когда я закончил, я вымыл лицо, чтобы прийти в состояние боевой готовности, надел пальто. Не знаю, куда они меня сопровождали, и не хотел рисковать потерять его. Оно – единственное, что у меня было, за исключением запаса товаров.
После того как генерал покинул нас, они заперли меня в комнате ниже, на следующем этаже. Окон нет. Если я упорно прислушивался, то мог уловить постоянное гудение вертолетов, так что я знал, что сражение еще не была закончена. Теперь я позволяю им сопровождать меня назад, к лифту. Я волочу ноги особенно медленно, чтобы, досаждать им, даже иногда специально останавливаюсь для вздоха, хотя мне это совсем не нужно.
Незадолго до этого я вернулся в зал заседаний, я был в нем прежде, где Ф.Т. называл себя Чако. На сей раз меня ждали два человека.
Один был мой любимый офицер-оонит. Я вглядываться в него, чтобы вспомнить имя: Грувс.
– А! – сказал я. – Майор Гроунс.
– Грувс, – холодно говорить он и обратиться к верхней женщине. – Вы уверены…
– Это уполномоченный представитель? И ему?..
Ее тело было напряженно, лицо изможденное. Я усмехнулся в душе. Она в плохом состоянии, чтобы торговаться.
– К сожалению.
– Я понятия не имела. – Она изучила мое лицо. – Господин Чанг?
Я слишком раздражен, чтобы быть вежливым.
– Мизз Рыболов.
Пусть она думает, что я всего лишь нижний дурак. Вероятно, это правда. Потому что я беспокоился о долбаных границах, я начал потасовку, котора истребит всех моих нижних. Если не дурость, что эта было?
Она обратилась к Грувсу:
– Если вы не возражаете? – И жестом указала на дверь.
– Здесь, одну? Невозможно; я отвечаю за вашу безопасность.
Жена Рыболова Арлина разглядывала его, как таракана в тарелке.
– Прошу прощения? Это я отвечаю за свою безопасность.
– Госпожа Сифорт, если вы возражаете против меня, я должен позвать солдата, но все нижние рассматриваются как опасные…
Она резко стукнула по столу.
– Вон, проклятая задница! – Она с гордым видом идет к двери, распахивает ее. – Вы думаете, что я здесь в опасности? Мне сказать Рубену, что вы отменили его приказ?
– Очень хорошо. – Он говорит строгим тоном, старается уйти с достоинством. – Я поставлю кого-нибудь снаружи. Позовите, если…
– До свидания.
Я сказал быстро, прежде, чем он исчез:
– Удачного вам дня, лейтенант Гроун*.
Она закрывала дверь, посмотрела мне в глаза.
– Они говорят, что вас обвинят в измене. Возможно, если вы поможете мне, я могла бы свидетельствовать…
Я плюнул большую каплю на стол. Она расположилась между нами. Это остановило ее, как я и хотел.
Ее пальцы барабанили по столу, ее взгляд сверлить меня. Затем:
– Господин Чанг, я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. – Она резко вскочила, принялась измерять шагами длину комнаты. – И я не уверена… – Она остановилась, положила руки на спинку стула, оперлась на него, как будто утомленная ходьбой. Наконец она посмотрела мне в глаза с решимостью. – Я не думаю, что заслуживаю этого.
Думает, она обманет Педро Теламон Чанга, взывая к его сочувствию? Ха. Мое сочувствие с моими нижними, с сабом Халбером, с остальными племенами, которые умирают на улицах.
– Но Ф.Т. заслуживает это. – Ее глаза искали мои. – Ник ушел, чтобы попытаться остановить эту ужасную войну… и создалось впечатление…
Совершенно неожиданно ее глаза наполнились слезами.
Я сидел неподвижный.
– …будто он не надеялся вернуться. Итак, Ник покинул Филипа. Я – единственная, кто остался у сына. Пожалуйста, помогите мне найти его.
В торговле признание слабости было обычно плохой идеей. Очень редко – хитрым ходом. Видимо, она так думала.
