Он вопит, харю воротит:
– Подонок, мерзкий нижний!
Это мне сильно не нравится.
– Заткни хлебало, верхний.
– Отпусти меня! – Лягается.
Я злюсь, но вспомнил, что он для мены пригодится. Куча юнибаксов.
– Принес консерву. Овощи. – Показал ему.
– Боже мой, где я? Отпусти меня! – Задергался, хотел руки освободить. Хрен там. – Кто ты такой?
– Я захватил тебя в плен.
Чанговские словечки. Старик бы нос задрал, если б знал. Я иду ближе, хотел помочь сесть. Покормить нужно.
– Не прикасайся ко мне! – Заехал мне ногой в колено. Я подпрыгнул. – Убирайся, ты, грязный…
Ох я и злой. Хватаю его за ногу и толкнул в грудь. Он грохается вниз.
– Ты, что ль, лучше? Ты, что ль, владеешь миром? Я те покажу!
– Мразь! Дрянь! Не трогай…
Перевернул его, сел на живот, нож вытащил.
– Господи, не нужно… – Он заерзал, но не мог высвободить руки и вытащить их из-под спины.
– Больше ты не верхний! Такой же нижний, как все мы! Теперь будешь мидом!
Острым кончиком ножа я глубоко – чтоб остался шрам – вырезал у него на груди метку мидов: «М» с хвостиком мидов на конце.
Он визжал и вопил: «Боже, о Боже, прошу тебя, нет, о Господи Иисусе!» – почище чем Джэг, когда Карло его метил. Я лезу через люк и наблюдаю за ним. Скорчился в углу и рыдал, как маленький. Кровь капала на живот и на штаны. Их можно отстирать перед тем, как поменять.
– Спаси меня, Господи, – верещал, – кто-нибудь, помогите.
Хныкает. Я подумал: съесть его консерву или оставить.
Без мозгов эти ротастые верхние. Думают, владеют миром.
19. Роберт
Вечером я сидел в своей уютной вашингтонской квартире. Едва я закончил длинный разговор с мамой, как телефон зазвонил снова. Я поглядел на него с неприязнью. Как и у всех, кто на виду, у меня был составлен список друзей и знакомых, которые могли позвонить мне домой. Но, как и у всех, кто избирается, мой список вырос до невероятных размеров, иначе мог обидеться кто-нибудь из моих сторонников, которому очень хотелось иметь возможность напрямую обратиться к члену Генеральной Ассамблеи, за которого он голосовал.
Телефон зазвонил снова, и меня охватило искушение не отвечать. Вздохнув, я поднял трубку:
– Боланд слушает.
– Роб? Слава богу.
– Арлина? У вас такой голос… что случилось?
– Ты можешь приехать? Я не могу… Адам не в состоянии…
Меня охватил страх.
– С капитаном все в порядке? А с Адамом?
– Да. Мы…
Раздались приглушенные голоса, и она резко ответила:
– Значит, посмотрите еще раз! Нет, оставьте свет во дворе на всю ночь и не закрывайте ворота.
Сколько помню, Арлина всегда была спокойной и собранной, даже если распекала какого-нибудь идиота-журналиста в низко пролетевшем вертолете.
– Сейчас прилечу. Зажгите огни на посадочной площадке.
– Спасибо, Роб. Я тебе очень признательна…
– До встречи.
Я надел ботинки. Уж если Арлина расстроилась, значит, дело серьезное. Несмотря ни на какие политические разногласия, я просто обязан был отправиться к ней.
Мой водитель уже сидел дома с семьей. Я решил его не беспокоить: у меня есть свои ключи. На лифте я поднялся на крышу, едва дождался, пока подали мой вертолет, и через мгновение был уже в воздухе.
Резиденция капитана была всего в тридцати милях от моей башни: Ночью лететь было тяжелее, если ориентироваться только на зрение, но на высоте двух тысяч футов я подключился к транспортным маякам. Внизу вдоль двенадцати дорог, отходящих от кольцевой автодороги, ярко горели огни.
Приближаясь к резиденции капитана, я настроил свой приёмоответчик. Комп в сторожке проверит мое удостоверение личности. Произошло что-то серьезное, и кто-то может оказаться навеселе. Авария мне ни к чему.
Я приземлился в центре площадки для вертолетов, ориентируясь на огонек, которым размахивал охранник, выключил мотор и спрыгнул, когда лопасти только останавливались.
– Добрый вечер, сэр. Миссис Сифорт в…
– Мистер Вишинский, не так ли? Мне припарковаться сбоку?
– Нет необходимости, мы больше никого не ждем. – У охранника было напряженное лицо. – Но вы можете оставить ключи.
– Конечно.
– Роб? – прозвучал голос женщины.
– Здравствуйте, Арлина.
Она торопливо шла от дома. Мы встретились на полпути.
– Как я понимаю, нашли Адамова сына? Он…
– Филип исчез, – У нее был изможденный вид.
– О Господи. Когда?
– Мы обнаружили это сегодня во второй половине дня. Я с ума схожу. – Она вцепилась в мою руку. – Ник в монастыре. Я могла бы позвонить и попросить его вернуться раньше, но… действительно ли это необ… – она не договорила.
Я повел ее к дому.
– Все образуется.
Я хороший политик и умею находить успокаивающие слова в любой кризисной ситуации.
– Вы ели? Я так и думал. Мы пойдем на кухню, там вы мне все и расскажете.
Я подвел ее к двери, но Арлина уперлась рукой в дверную коробку, сопротивляясь:
– Роб, не нужно мне покровительствовать. Не в том я настроении.
– Но… – я не нашелся, что сказать.
– Если я сейчас поем, меня тут же вывернет. Я страшно боюсь за моего безмозглого гениального сына. Если… когда я его отыщу, излуплю как следует, но сейчас не нахожу себе места от беспокойства.
– Конечно. Со мной было бы то же самое.
– Откуда тебе знать? У тебя-то нет детей. Ее рука метнулась ко рту.
– Роб, прости меня. Я совершенно не в себе!
– Я понимаю, – я постарался, чтобы голос звучал спокойно.
Она уткнулась лицом мне в плечо:
– Прости меня.
– Ну конечно, Арлина.
Я с беспокойством огляделся вокруг. Если какой-нибудь не в меру ретивый журналист заснял это сцену на камеру, хлопот не оберешься.
Она ввела меня в дом, провела на кухню.
– Хочешь чего-нибудь выпить? Съесть?
– Что найдется.
Пока она ставила в микроволновку чашки с чаем, я ослабил галстук.
– Что нам известно?
– Ф.Т. не появлялся ни у учителя, ни у психолога. – Она передала мне записку. Я внимательно прочитал все, что написано.
– Вы охрану расспрашивали?
