Закончились каникулы у второкурсников. Часть из них надо было отправлять в Фарсайд. Поначалу я намеревался сам туда полететь, но потом передумал. Все-таки от Девона до Нью-Йорка добраться легче, чем от Луны. В любой момент из клиники могла позвонить Анни.
Космический флот усиленно патрулировал Солнечную систему, но рыбы больше не появлялись.
Мы приняли третий поток новобранцев, потом четвертый. С каждым днем во мне усиливалось беспокойство. Я бродил по Академии, наблюдал за муштрой кадетов и поражался терпению сержантов. Однажды вечером я шел мимо казарм, старательно обходя те, в которых уже поселились кадеты. У сержантов и без меня хватает забот, нечего беспокоить их бессмысленными инспекциями. В задумчивости я остановился у незаселенного корпуса. Это была казарма Вальдес-Холл.
Итак, через два дня прибудет предпоследний поток кадетов. Значит, через неделю личный состав Академии будет полностью укомплектован. Кто из них прославится, как легендарный Хьюго фон Вальтер, а кто станет позором для флота? Эх, если бы знать заранее! Будущее кадетов закладывается здесь, в таких невзрачных казармах, как эта. Я вошел внутрь, включил свет.
Тридцать коек, тридцать голых матрацев. Скоро здесь забурлит жизнь, мальчишки в страхах и страданиях будут становиться мужчинами.
– Чем могу помочь, сэр? – раздался сзади голос. Я оглянулся. Сержант Ольвиро небрежно козырнул мне, замер по стойке «смирно».
– Вольно, – разрешил я. – Это не проверка, просто прогуливаюсь.
– Да, сэр, – обыденным тоном ответил он, словно встреча с начальником Академии в пустой казарме для него была обычным делом.
– Что вы здесь делаете, сержант? – На самом деле меня это совсем не интересовало, своих забот было невпроворот, просто надо было что-то сказать. Не уходить же сразу.
– Это моя казарма, сэр. Я услышал ваши шаги и вышел посмотреть, кто пришел.
Квартирки сержантов пристроены к казармам, так что от кадетов их отделяет только стена. Судя по тому, что Ольвиро услышал мои тихие шаги, стена эта тонкая и звукопроницаемая. Значит, даже в своих квартирах сержанты не обретают покоя.
– Извините, сержант, я не знал, что вас побеспокою.
– Ничего, сэр, вы нисколько мне не помешали. Я только что приготовил кофе. Не откажитесь выпить со мной?
– Нет, спасибо, – с прохладцей ответил я. Негоже начальнику Академии слишком сближаться с сержантами. Надо держать дистанцию, не допускать фамильярности.
– Извините за беспокойство, сэр, разрешите идти?
Он ждал разрешения. Я кивнул. Сержант удалился к себе. В тишине и одиночестве я сидел на койке и постепенно успокаивался. Почему я такой раздражительный? Поведение сержанта совершенно естественно. Разве это грех – предложить чашечку кофе? Или я хочу, чтоб подчиненные шарахались от меня, как от зачумленного?
Я встал, прошелся по казарме. Воспоминания не радовали. Нет, в прошлом не найдешь утешения. Я выключил свет, направился к офицерским квартирам, но невольно остановился. Всего лишь чашечка кофе…. Я держался грубо, бесцеремонно. Надо загладить вину. Я повернул назад.
– Хотелось бы воспользоваться вашим предложением выпить чашечку кофе.
– Конечно, сэр, – с готовностью ответил сержант, не подавая виду, что удивлен моим внезапным возвращением. – Входите.
Я сел. Сержант поставил на столик сахар, сливки, налил кофе.
– Хорошо, что безделье кончилось, опять можно работать.
– Вы не любите отдыхать? – вежливо поддерживал я разговор.
– Я взял всего неделю отпуска.
– Через пару дней на вас навалится – столько забот, что отпуск будет вспоминаться иначе. – Я отхлебнул воробьиный глоток дымящейся жидкости.
Сержант убрал со столика стопку личных дел кадетов, одна папка выскользнула на пол. Я поднял ее, раскрыл, взглянул на фотографию в полстраницы, – незнакомое, ничем не примечательное мальчишеское лицо, – положил папку на место.
– Что вы с ними делаете? – спросил я.
– Запоминаю лица и имена кадетов, изучаю их биографии. Мне интересно знать о них все. Это помогает в работе.
Я и не подозревал, что сержанты изучают кадетов до такой степени.
– Встречаются интересные биографии?
– Да нет, все обыкновенные. Вот, например, этот. – Сержант наугад вытащил из стопки папку, раскрыл ее. – Жак Теро, француз, четырнадцать лет. Мать работает программистом, отец умер несколько лет назад. В анкете Жак написал, что мечтает служить в В КС с тех пор, как посмотрел фильм «Путешествие „Селестины“». Дурацкий фильм, я видел его, но мальчишкам почему-то нравится.
– Позвольте взглянуть.
– Пожалуйста, сэр, – протянул он мне папку.
Я всматривался в фотографию, размышляя о случайностях, круто меняющих человеческую судьбу. Если бы не Толливер, этот пацан не собирался бы сейчас в дорогу, не считал остающиеся до отъезда в Академию часы. А другой мальчишка, выброшенный из списка ради Жака Теро, получил письмо не с воодушевляющим приглашением, а с вежливым отказом. Представляю, как горько он плакал. Мы распоряжаемся судьбами вслепую, не ведая, что творим.
– Что-то не так, сэр? – встревожился сержант.
– Нет, все в порядке. – Я закрыл папку, еще немного поболтал с сержантом о том о сем и вышел в ночь.
У двери столовой я задержался, на всякий случай осмотрел свой мундир и сообщил Толливеру:
– Кажется, все нормально. Я готов.
Толливер открыл передо мной дверь. По столовой прогремела команда: «Смирно!» Двести сорок кадетов вскочили с мест, напряженно замерли. Большинство приняли стойку «смирно» правильно, несколько дней пребывания в Академии не прошли для них даром. Внешний вид у всех был безупречен: волосы причесаны, галстуки строго посередине, униформа отутюжена. Сержанты поработали на славу. Я прошел мимо прямоугольных кадетских столов с лавками к круглому преподавательскому столу. Офицеры козырнули мне.
– Вольно! – громко скомандовал я кадетам, а круглому столу потише и мягче:
– Садитесь, джентльмены.
Мои подчиненные сели: лейтенант Слик, Эдгар Толливер, сержант Обуту и несколько инструкторов, с некоторыми я был еще почти незнаком.
– Новый тренажер великолепен, – делился впечатлениями сержант Ольвиро, наливая себе суп. – Мы его уже испытали.
– Чем же он так хорош? – спросил Слик, передавая большую кастрюлю с супом дальше.
– Видели бы выражение Рамона, когда он попробовал, – улыбнулся Ольвиро. – Невозможно было оторвать его от экрана.
– Кто такой Рамон? – спросил я.
– Рамон Ибарес, сэр, помощник инструктора по стрельбе, – напомнил Ольвиро.
– Ах да. – Как же я, старый маразматик, забыл? – Неужели этот тренажер так впечатляет?
