– Слабовато вы его наказали, сержант. Пришлите его утром ко мне, я разберусь с ним как следует, – приказал я. – Если окажется, что он недостоин учиться в нашей Академии, моментально выгоню. Желающих поступить к нам достаточно.
– Есть, сэр, – ответил сержант.
Завтра Джеренс часа два побегает со всякими мелкими поручениями, а потом я его прощу. Но заранее знать об этом он не должен. Пусть думает, что я собираюсь его выпороть. Такая наука пойдет ему впрок, больше не будет раздражать сержанта.
Когда я поворачивался, чтобы продолжить путь, сержант успел хитро мне подмигнуть. Я не спеша побрел к холлу имени Вальдеса, в котором жил кадет Роберт Боланд. Дали отбой, в казармах погас свет. Превозмогая себя, я постучался в квартиру сержанта Ибареса.
– Добрый вечер, сэр, входите, – гостеприимно предложил он.
Ни за что! Но как же быть с приказом адмирала Дагани? Если не выполню, то… Адмирал не узнает, что я не говорил с сержантом. Скажу сенатору Боланду, что с его сыном все в порядке, да и дело с концом. С другой стороны, как я могу требовать от кадетов подчинения, если сам не подчиняюсь приказам? Черт возьми, голову можно сломать. Что же делать?
– Нет, я заглянул просто спросить, все ли в порядке, – улыбнулся я.
– Все как обычно, сэр.
– Хорошо. – Итак, решение принято. Гора свалилась с плеч, и я легкой походкой направился в свой кабинет звонить сенатору Боланду.
По пути из кабинета домой я кривился и ругал себя за придурковатые выражения, которыми заверял Боланда, будто его сыночек чувствует себя в казарме прекрасно, как и всякий нормальный кадет. Конечно, сенатор не особо мне поверил, но высказывать свое неудовольствие не стал.
Добравшись до квартиры, я позвонил Толливеру:
– Не спите?
– Никак нет, сэр. Флот всегда бдит, – бодро доложил он.
– Хватит придуриваться. Я насчет финансовой проверки. Вы…
– Вы звоните из квартиры? – перешел он на серьезный тон. – Я могу прийти к вам прямо сейчас.
– Может, не стоит пороть горячку, лучше…
– Лучше обсудим это сейчас, сэр, а то утром вы опять будете не в настроении. Сейчас приду.
Проворчав нечто невразумительное, я бросил трубку. Что ты с ним будешь делать? Наглец! Но знает меня как облупленного и пользуется этим, чтоб его черти жарили.
Через пятнадцать минут он уже сидел на моем диване, положив ногу на ногу, и посматривал в свой карманный компьютер, видимо, уже напичканный бухгалтерией.
– Сразу скажу, что никаких нарушений я не нашел, сэр, – начал Толливер. – Однако это не означает, что их нет.
– Выражайтесь яснее.
– Дело в том, что многих финансовых документов просто нет. Возьмем, например, топливо. По нему нет ни счетов, ни расписок в получении, поэтому неизвестно, сколько топлива мы получили в действительности. Так же дело обстоит и с униформой, и со многими другими заказами.
– Какие объяснения дал интендант?
– Я пока не спрашивал сержанта Серенко, сэр. Ведь вы просили вести проверку скрытно.
– Может быть, об этом лучше спросить Слика?
– Может быть, Слика об этом лучше не спрашивать, сэр.
Если Толливер кого-то подозревает, то основания наверняка есть. Неужели лейтенант Слик жульничает? Крайне неприятная новость.
– Продолжайте проверку, – приказал я.
– Есть, сэр. – Толливер захлопнул свой компьютерик. – Кстати, попутно я выяснил интересный факт. Оказывается…
– Что оказывается?
– Возможно, вы узнаете это, если соизволите меня не перебивать. Итак, оказывается, в давние времена количество набираемых кадетов было поставлено в зависимость от бюджета с тем расчетом, чтобы денег хватило на каждого. Потом был период, когда бюджет не менялся несколько лет подряд и количество новобранцев тоже не менялось, застыв на отметке триста восемьдесят человек в год. Наш флот и его традиции, как вам известно, тоже имеют свойство окаменевать. Вот как получилось, что в нашу Академию все еще принимается триста восемьдесят кадетов в год, хотя бюджет с тех пор несколько раз уменьшался. А на самом деле вы имеете полное право сократить прием новобранцев, и тогда не придется экономить в ущерб кадетам.
Я был потрясен:
– Боже мой…
– Очаровательная организация наш космический флот, – с сарказмом прокомментировал свои изыскания Толливер.
– Но мы не можем сократить прием, когда треть флота потеряна. Придется выкручиваться имеющимися средствами.
– Есть, сэр.
7
Присяга принималась по уже отработанному сценарию. Едва я вошел, по залу прогремел зычный голос: «СМИРНО!» Очередной поток новобранцев, неумело подражая своим сержантам, попытался изобразить стойку «смирно».
– Вольно, – рявкнул я. – Сержант, построить будущих кадетов в две шеренги!
Как только мальчишки и девчонки выстроились неровными рядами, я начал речь:
– Я, капитан Николас Эвин Сифорт, начальник Военно-Космической Академии ООН, сегодня приведу вас к присяге. Это обещание Самому Господу Богу верно служить Космическому Флоту пять лет. Вместе с присягой вы принимаете мое опекунство на весь срок обучения вплоть до получения звания гардемарина.
В этот момент один слабонервный мальчишка всхлипнул и украдкой утер слезы. Придется сержанту повозиться с этим пятнадцатилетним плаксой.
– Вам выпала честь служить в Военно-Космических Силах, отборных, лучших войсках за всю историю человечества. Кто желает принять присягу, поднимите правую руку.
Шестьдесят новобранцев взметнули руки. Только я начал читать текст присяги, как сзади кто-то громко кашлянул. Я быстро оглянулся. Толливер молча, но выразительно показал мне на новобранцев. Вдруг я все понял. Нет, не шестьдесят рук! Пятьдесят девять!
– Поднять руку! – рявкнул я на высокого нескладного новобранца, того самого, что утирал слезы.
– Я передумал, – испуганно промямлил он. – Хочу домой.
Все с любопытством повернули к нему головы. Я растерялся, таких случаев на моей памяти не было. Один из сержантов двинулся к возмутителю спокойствия с таким свирепым выражением, будто собирался убить его. Я жестом остановил ретивого сержанта и повернулся к Толливеру, но тот лишь пожал плечами.
– Сержант, такое случалось?
– За одиннадцать лет, что я здесь, не было, – ответил сержант Ольвиро.
Кто-то из новобранцев хихикнул. Церемония была на грани срыва, требовались срочные меры.
– Выведите его отсюда, – приказал я.
Два сержанта-инструктора выволокли несчастного мальчишку за дверь. Меня одолевали сомнения. Может, не стоило действовать так резко? Может, побеседовать с парнишкой? Нет, мы не должны уговаривать кого бы то ни было влиться в наши ряды, наоборот, к нам должны рваться, ведь мы оказываем им большую честь. А все-таки неприятно, черт возьми.
