Я отвернулся. Неужели я потерял и вторую жену? Что ждет меня после выздоровления? Ничего хорошего. Жизнь потеряла смысл…
Мои мрачные размышления то и дело прерывались визитерами. Они шли нескончаемой чередой. Навестил меня и Алекс, но говорил мало. Я незаметно уснул, а когда проснулся, его уже не было.
Фредерик Мантье всячески меня ободрял. Хотя мы стали союзниками, но прежняя подозрительность давала о себе знать: в его присутствии я чувствовал себя как-то неуютно.
Вскоре после него зашел Зак Хоупвелл. Я с радостью предложил ему сесть.
– Остатки людей Палаби сдались сегодня утром, – сообщил он.
Я тихо зарычал. Жаль, что я провалялся в это время на койке.
– Сифорт, я хочу сложить с себя полномочия военного Правителя. Я не военный.
– Моисей тоже не был военным, – возразил я.
– Моисей вел свой народ к земле обетованной. Между прочим, так и не довел, без него справились. А я веду свой народ прочь из обетованной земли.
– Республика, которую провозгласила Трифорт, вовсе не земля обетованная.
– Знаю. Иначе я не встал бы на твою сторону.
– Тогда в чем же дело?
– Мне надо убирать урожай! И я не хочу восстанавливать ваш старый режим.
– Почему вы меня поддержали?
– Потому что… Черт возьми! Как ты не понимаешь, парень?! Потому что режим Трифорт тоже был не правильный. А ты честный малый.
– Честный?! – невесело усмехнулся я. – Вы плохо меня знаете.
– Нет, это ты плохо себя знаешь. Ну хватит об этом. Палаби и Фолькстэдер требуют, чтоб их освободили из-под ареста, а Трифорт настаивает на гражданском, а не военном суде.
– Пошлите их всех на допрос под наркотиками. Мантье тоже.
– Фредерика?! Он же помогал тебе!
– Он вначале признался в покушении на мою жизнь, потом отказался от признаний. – Имеет ли теперь это значение? Я поспешно выбросил из головы эту мысль и выпалил:
– Надо выяснить наконец правду.
– Палаби и Фолькстэдера нельзя держать просто так, их надо судить или выпустить.
– После допроса. Через пару дней меня отсюда отпустят, тогда и решим окончательно.
– Очень рад за тебя, – улыбнулся Хоупвелл впервые за весь разговор.
– Спасибо.
Я впал в сумрачное молчание. Выздоровление не обещало радости. Физическую боль лекарства заглушали, но от одиночества они спасти не могли. Иногда я выходил в коридор, стоял под дверями палаты, где лежала Анни.
Алекс, навещая меня, по-прежнему говорил мало, вел себя как-то слишком сдержанно. Хармон Бранстэд пришел со своим сыном Джеренсом.
Спустя несколько дней после того инцидента, когда я от ярости задышал самостоятельно, пришел Толливер. Он сразу начал извиняться:
– Простите, сэр, если я вел себя нетактично, но мне очень хотелось, чтобы вы поскорее избавились от трубки в горле.
– Черт возьми, Толливер! Я давно искал предлога, чтобы отправить вас в отставку. – Это признание вырвалось у меня помимо воли, так неожиданно, что я смутился и покраснел.
– Теперь отправите, сэр?
– Нет. Просто некем вас заменить. Да и не хочу искать вам замену. Будьте, как и раньше, моим помощником.
– Вы считаете меня хорошим помощником?! Извините, сэр. Спасибо.
– Подыщите мне место, где бы я мог ночевать, когда выйду из клиники. Работать мы будем в Адмиралтействе.
– Есть, сэр. Чем мы займемся в первую очередь?
– Пока не знаю. – Я устало сел на кровать. – Идите, мистер Толливер.
– Есть, сэр. – Он вышел в лучшем настроении, чем пришел.
– Теперь вы мне верите? – спросил Фредерик Мантье.
Мы сидели на скамейке перед правительственным зданием. Неподалеку рабочий ремонтировал побитое осколками крыльцо. Фредерик постоянно держал ладонь поднятой, прикрывая глаза от слепящего солнца. Я знал, что у него болит голова. После допроса под наркотиками самочувствие всегда паршивое. Но это пройдет.
– Верю, – ответил я.
– Вы собираетесь судить меня за участие в подпольном движении, как Палаби и Фолькстэдера?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что вы только обсуждали различные возможности. Противозаконных действий вы не совершали.
– За слова тоже судят.
– Не изводите меня, Фредерик. Даже если за вами были какие-то грешки, вы уже их искупили.
Лестница перед входом была уже почти восстановлено. Надолго ли? Не сбросят ли рыбы еще больший метеорит?
– Тогда я вернусь домой. Дела на плантации запущены, надо приводить их в порядок.
– Можете остаться, нам нужна помощь. Хотите стать членом Правительства? – предложил я.
– Нет. – Мантье потер глаза. – В вашем правительстве быть не хочу. Кроме того, я не умею ладить с людьми.
То же самое мог сказать о себе и я. Однако долг превыше всего. Ведь Де Марне поставил меня во главе всех оставшихся на этой планете Военно-Космических Сил. Надо ждать возвращения «Каталонии». Когда мы говорили с адмиралом? Кажется, через два дня после того, как я ушел из госпиталя, не прислушавшись к предостережению доктора Абуда.
– Капитан, когда вы собираетесь провести суд? – спросил Мантье.
– Не знаю, Фредерик. Через несколько минут должна подойти миссис Фолькстэдер. Миссис Палаби тоже хочет со мной поговорить. После этого я приму решение.
– Не забывайте, что Надежду обустроили мы, плантаторы.
– Я признаю ваши заслуги, но они не дают вам права на государственную измену. – Я встал, прикрывшись рукой от солнца, всмотрелся в яркое небо, – Кажется, это вертолет.
– Похоже. Ну, я пойду.
В ожидании вертолета Фолькстэдеров я подтянул галстук, пригладил волосы. За дни, проведенные в клинике, я соскучился по униформе, и теперь радовался привычному мундиру, хотя рубашка натирала еще нежные послеоперационные швы.
Из вертолета вышли миссис Фолькстэдер и, к моему удивлению, Сара Бранстэд. Жаль, без нее разговаривать с Леотой Фолькстэдер было бы проще. Я по-военному поприветствовал их, пригласил сесть.
– Вы арестовали Арвина незаконно, – с места в карьер пошла в атаку Фолькстэдер.
– А вы, миссис Бранстэд, по какому вопросу хотите ко мне обратиться? – спросил я, выигрывая время.
– Раньше вы называли меня Сарой. Разве с тех пор что-то изменилось?
– Хорошо, – изобразил я улыбку. – Итак, какова ваша роль в предстоящем разговоре?
– Мы с Фолькстэдерами дружим семьями. Я хотела помочь своей подруге, и Хармон одобрил мое намерение.
