— Этот способ называется «прокрутить динамо». Потом я тебя научу.
— А почему потом? Почему не сейчас?
— Я, конечно, понимаю, тут, скорей всего, виновата моя неотразимая внешность, но ты сегодня что-то к игре не очень расположена.
* * *
Останавливаемся в 17:55 в Тинеке, штат Нью-Джерси, возле кондитерской. План таков: Итан входит и заказывает торт, а я сижу в машине и дрожу от страха. Советую ему не просить, чтобы сверху сахарной глазурью или там кремом писали имя Моны — это уж слишком.
Но мне еще и поручено тем временем кое-что разузнать, сделать пару звонков… О, как не хочется спускать с Итана глаз, даже пока он заказывает торт. А если с ним там что-то случится? Вдруг смерть должна настигнуть его именно в кондитерской? Неужели судьба так жестока и отвратительна?
Я уже начинаю жалеть, что не сказала Итану про заметку в газете. Ужасно ощущать, что он не рядом. Но нет, говорить ему об этом нельзя. Снова болит живот. Настроение поганое, едва могу держать себя в руках.
Итан заглушает двигатель, смотрит на меня.
— С тобой все в порядке, Прен?
— Ммм… — мямлю я. — Просто все думаю про… ну, сам понимаешь про кого.
— Про бедную Мону Гали.
— Ну да, — киваю я, — она и не подозревает, что ее ждет.
Ошеломленно, почти с ужасом гляжу на Итана. Не могу с собой ничего поделать. А он?
— Думаешь, надо сообщить ей?
— Если считаешь, что это ее защитит.
— Не знаю, может быть, нет. Но ведь это ужасно, знать про нее что-то такое, чего она сама не знает. Она, вероятно, могла бы передать важную информацию людям, которых любит. Так, на всякий случай.
— Хотел бы я, чтобы было так, — соглашается Итан.
— Правда?
— Да. Но я сомневаюсь. Не думаю, что Гали поверит. Убеждать ее займет много времени, даже если получится, а если не получится, она просто перестанет нам доверять, и мы тогда ничем не поможем ей. Она заявит в полицию или еще что-нибудь выкинет.
Стискиваю ладони, чтобы незаметно было, как они дрожат. Говорить стараюсь ровным, спокойным голосом.
— А что бы ты сделал на ее месте?
— Я? — Вижу, Итану очень хочется сказать что-нибудь умное, но он смотрит на мое напряженное лицо, и, похоже, охота у него отпадает. — Серьезно?
— Вполне.
— Если бы знал, что могу погибнуть?
— Да.
Он молчит, думает, смотрит на меня внимательно.
— Ты уверена, что хочешь услышать правду?
Плотно сжав губы, я киваю.
Похоже, Итан принимает мои усилия все вытерпеть за искренность.
— Ладно, раз ты настаиваешь… Если бы я знал, что могу в любой момент погибнуть, то во что бы то ни стало постарался сделать так, чтобы ты была моей, полностью, вся, и никакие твои доводы не убедили бы меня в том, что этого делать нельзя. — (Я стою перед ним, не двигаясь, гляжу на него во все глаза.) — Вот так. И все тут. Если бы я мог провести хоть одну еще ночь так, как мы провели ее с тобой, но чтобы никаких запретов, думаю, я умер бы счастливым человеком.
Глаза мои наполняются слезами, горячая кровь ударяет в голову.
— Честное слово, хреново умирать, когда у нас с тобой ничего не было, — пожимает он плечами. — Я так часто представлял себе, как все произойдет, что для меня это была бы совершенная трагедия. — Теперь он улыбается. — Но тебе повезло, умирать я еще не собираюсь.
* * *
В 18:10 Итан благополучно возвращается в машину с шоколадным тортом в коробке, а у меня уже крыша едет.
— Послушай, Итан…
— Да?
— Покажи, что значит «прокрутить динамо». Хочу научиться.
— Прямо сейчас? — Он смотрит время на экранчике мобильника.
— Да. Обещаю, буду слушать внимательно.
Итан выпрямляется, открывает бардачок, достает колоду. Тасует. Потом раздает.
— Отлично, — говорит он. — Самое время.
Я беру свои карты, он берет свои.
— В общем, помнишь, что надо делать, играя в «черви»?
Я киваю и рапортую:
— Не брать взяток, не зарабатывать очков и вести себя тише воды ниже травы. Не беспокойся, для меня это нормально, я здесь привыкла к такому.
— Ну а если хочешь «прокрутить динамо», то должна делать все с точностью до наоборот. Но только тогда, когда видишь, что у тебя на руках полно червей, особенно червовых картинок. И ты должна забрать все очки, какие только есть. Взять все взятки. И особенно даму пик. В общем, собрать все, что только можно.
— Поняла. — Гляжу на него и пытаюсь изобразить на лице такой же энтузиазм.
— И конечно, действовать нужно хитро. Забирая черви, ты должна стонать, ворчать, жаловаться на плохие карты и так далее.
— О, стонать, ворчать и жаловаться — это я умею.
— Отлично. А твои противники с радостью будут сплавлять тебе все свои черви, пока наконец до них не дойдет, на что ты нацелилась.
— И тогда попытаются помешать…
— Если получится. Но, к счастью, бывает уже слишком поздно.
— А если не выйдет?
— То есть ты «прокрутишь динамо» не до конца, что ли? Скажем, заберешь почти все очки, кроме одного или двух?
— Да.
— Тогда с треском проиграешь. Набрала, скажем, двадцать пять очков, а дальше все, не катит. Кранты.
— А если получится?
— Чистая победа. Каждому из твоих противников записывается по двадцать шесть очков.
— Мне это нравится.
— Еще бы!
— То есть надо нарушать не какие-то отдельные правила, а сразу все?
— Точно. Смелость города берет. А удача любит смелых.
— Правда?
Итан наклоняется ко мне и целует в шею, прямо у ключицы. По спине у меня бегут мурашки.
* * *
Сейчас 18:40. Итан вышел из машины, звонит матери, потом сестре, проверяет, не догадались ли они, что он насочинял им, где он и что делает. Приятно видеть, как он разговаривает со своей мамой: куда менее сдержанно, чем я.
Меня вдруг охватывает порыв вдохновения, и я хватаю свой мобильник. Нахожу номера, по которым звонила раньше, хотя очень сомневаюсь, что дозвонюсь. Первый звонок делаю на домашний телефон незнакомцев из Монтклера, штат Нью-Джерси. Включается автоответчик, и я делаю вид, что звоню из офиса пожарного инспектора округа. Сообщаю, что между пятью и семью вечера кто-нибудь обязательно должен остаться дома, проверить, хорошо ли работает датчик пожарной сигнализации, и убедиться в том, что на каждом этаже есть огнетушитель.
