Отъезд в отель, вечеринка и обратный путь в Германию пролетают на головокружительной скорости. Мы горланим все те же песни. Прихлопывая в такт. И фотографируемся с Кубком мира на память.
Что значит стать чемпионом мира, я понимаю, только когда мы проезжаем по Берлину и начинаем празднование у Бранденбургских ворот.
Я и подумать не мог, что наша игра может вдохновить столько людей. Что столько людей зарядились от нас хорошим настроением и мы привели их в такой восторг, подарив ощущение удовлетворения и счастья. В тот день мы видели столько улыбающихся людей.
Однажды я был на концерте Майкла Джексона. Меня поразило, с каким мастерством он выступает и насколько совершенна его хореография. Публика неистовствовала и наряду с ним горячо участвовала в концерте, что было очень заразительно. После концерта я задумался, каково это – стоять там, на сцене, и переживать такие минуты славы.
Подобное я пережил в Берлине. В тот момент я понял, что все было не зря. Каждая изнурительная тренировка. Каждый нагоняй в раздевалке. Резкая критика. Гнев турецких госслужащих по поводу паспорта. Каждый свисток. Каждое замечание.
Ведь все это в целом привело к тому, что сегодня я оказался на этой сцене, окруженный этими удивительными людьми.
Прошлым летом я хотел ощутить то же самое снова. Еще раз насладиться этим грандиозным футбольным счастьем. Еще раз ощутить, какой сплоченной становится команда, добившаяся таких высот. Еще раз удостоиться таких похвал.
Мы могли бы стать чемпионами Европы. Нам не было равных тогда, во Франции. Нам удалось одолеть наводящую страх сборную Италии. И мы провели отличную игру в полуфинале с хозяевами чемпионата.
Уже через полчаса французы совершенно выдохлись, оказались на грани срыва. Кого ни возьми – Гризманна, Жиру или Погба, – все они тяжело дышали, будто загнанные кони, томимые жаждой, на которых пахали в самое пекло. Когда я пробегал мимо, то слышал, как шумно они выдыхают, – такого я не наблюдал еще ни у кого. Они хватали воздух так, будто их с минуту держали под водой. Мы очень многое сделали вполне удачно и были близки к тому, чтобы совершить еще один подвиг.
Но иногда этого вполне удачного многого оказывается недостаточно. Гол Гризманна, забитый с пенальти за несколько секунд до перерыва, вернул пошатывающихся французов к жизни. Они перевели дух у себя в раздевалке, собрались с силами и обыграли нас со счетом 2:0. После игры Жиру сам недоумевал, что это такое мы с ними сделали в первом тайме.
После игры я рыдал, как дитя; такое поражение было совершенно нестерпимо. В 2016 году мы должны были стать чемпионами Европы. Шансы были чрезвычайно высоки.
На обратном пути я почти не разговаривал. Высадившись во Франкфурте, я чуть ли не следующим рейсом улетел в Лос-Анджелес. Снова сбежал. Снова мобильник отложен в сторону. Я не хотел читать сообщений с утешениями. Не хотел слушать слова сочувствия. Никому не удалось бы подобрать нужных слов.
Финал ЧЕ я так и не посмотрел. Не было никакого желания наблюдать, как друг с другом играют команды, с каждой из которых одинаково хорошо бы расправились, должны были бы расправиться.
В 2016-м мы упустили свой шанс. Но он выпадает далеко не раз. Немецкой сборной вполне под силу завоевать титул чемпионов Европы. И это случится в 2020 году, я абсолютно в этом уверен. Так же как и в том, что моя коллекция английских наград еще далека от завершения.
Я становился обладателем кубков трех стран мира. Стал чемпионом Испании в составе величайшего футбольного клуба. Вдобавок я выиграл самый престижный футбольный титул. Доволен ли я своим урожаем? Ни капельки! Ведь их могло быть больше. Я непременно хочу выиграть Премьер-лигу. Я непременно хочу однажды держать в руках кубок Лиги чемпионов.
Но больше всего я хочу как можно чаще чувствовать магию этой удивительной игры, имя которой – футбол.
Послесловие
Большое спасибо, teşekkürler, gracias, thank you
Та фотография, на которой меня запечатлели с госпожой Меркель в 2010 году в раздевалке Олимпийского стадиона в Берлине, и поныне висит в моем офисе на Кёнигсаллее в Дюссельдорфе среди прочих вещей, с которыми у меня связаны по-настоящему важные воспоминания. Я не люблю выставлять себя напоказ. Мой лондонский дом вовсе не забит футбольными реликвиями. Честно говоря, там совсем не на что смотреть. Так было и в Мадриде. Нет ни коллекции футболок, ни фото с матчей, ни кубков. У меня нет потребности демонстрировать гостям, как я крут, с кем я знаком и где мне доводилось выступать. Мне претит все это. Не говоря уже и о том, что у меня в принципе не так много футболок. До сих пор я еще ни разу не просил у другого футболиста его футболку на память после финального свистка. Не такой я человек. Мне не хотелось бы кого-то с этим беспокоить. И незачем мне это.
Вероятно, в случае Зинедина Зидана я бы и сделал исключение, ведь этот легендарный футболист оказал на меня наибольшее влияние. Если бы мне выпало счастье играть с ним на одном поле, я бы определенно попросил у него его футболку. Но только в этом случае. А так в основном у меня собрана коллекция только своих футболок. Полные, то есть с трусами и гетрами, комплекты формы, в которой я играл за «Шальке», «Вердер», «Реал» и «Арсенал». И разумеется, форма сборной Германии с ряда чемпионатов. Кроме того, у меня хранится футболка Криштиану Роналду с его автографом, подаренная мне в Мадриде на прощание, а также футболка Серхио Рамоса, на которой он написал по-испански: «Моему братцу. Всего самого наилучшего. Было так приятно играть с тобой в одной команде. Твой Серхио».
В ноябре 2010 года, без малого месяц спустя после того незабываемого матча Германия – Турция, я летел из Мадрида в Берлин. «Реал» десять туров подряд возглавлял турнирную таблицу. По идее, в тот момент мне было бы не занимать уверенности в себе. Только что в матче с мадридским «Атлетико» я забил со штрафного, внеся вклад в победу со счетом 2:0. В первых десяти матчах сезона у меня было пять голевых передач и три гола. Но я ощущал себя букашкой, без намека на уверенность и спокойствие. Потому что вскоре мне предстояло выступать на сцене с речью в прямом эфире.
Я нервно ерзал на своем месте. Снова и снова я повторял про себя текст речи, которую набросал. Мои ладони вспотели от волнения. Из-за этого расплывались буквы на бумажке, которую я раз за разом переписывал во время полета.
Я не мастак выступать на публике. Мне никогда не нравилось стоять в центре зала и произносить речи. Это мне совершенно не по душе. И определенно никогда не придется по душе. Есть прирожденные ораторы, которым достаточно переступить порог на чьем-нибудь дне рождения, открыть рот – и через несколько минут приковать к себе внимание всего зала, потому что у них такой захватывающий стиль изложения. Я восхищаюсь такими людьми. Но абсолютно не расстраиваюсь, что сам не обладаю талантом рассказчика.
Так было и в том самом 2010 году одним ноябрьским днем. Из берлинского аэропорта меня увезли на лимузине в Потсдам. «Мутлу, послушай еще раз», – попросил я братца, которому уже пришлось раз двадцать прослушать мою благодарственную речь. Потом в сто двадцатый и в двести двадцатый раз за сорокаминутную поездку.
