Но все это озлобление ни к чему не приведет. События идут совершенно против воли призванных руководить ими, и чем сильнее желание мира, тем неизбежнее представляется мне война.
Манифест о войне
Божиею милостью
Мы, Александр Второй,
Император и Самодержец Всероссийский,
Царь Польский, великий князь Финляндский
и прочая, и прочая, и прочая…
Всем нашим любезным верноподданным известно то участие, которое мы всегда принимали в судьбах христианского населения Турции. Желание улучшить и обеспечить его разделял с нами и весь русский народ, ныне выражающий готовность свою на новые жертвы для облегчения участи христиан Балканского полуострова. Кровь и достояние наших верноподданных были всегда нам дороги, все царствование наше свидетельствует о постоянной заботливости нашей сохранять России благословение мира. Эта заботливость оставалась нам присуща, ввиду печальных событий, совершившихся в Боснии, Герцеговине и Болгарии. Мы первоначально поставили себе целью достигнуть улучшений в положении восточных христиан путем мирных переговоров и соглашения с союзными и дружественными нам великими европейскими державами. Мы не переставали стремиться в продолжение двух лет к тому, чтобы склонить Порту к преобразованиям, которые могли бы оградить христиан Боснии, Герцеговины и Болгарии от произвола местных властей. Совершение этих преобразований всецело вытекало из прежних обязательств, торжественно принятых Портою перед лицом всей Европы. Усилия наши, поддержанные совокупными дипломатическими настояниями других правительств, не привели, однако, к желаемой цели. Порта осталась непреклонной в своем решительном отказе от всякого действительного обеспечения действительной безопасности своих христианских подданных и отвергла постановление Константинопольской конференции. Желая испытать, для убеждения Порты, всевозможные способы соглашения, мы предложили другим кабинетам составить особый протокол с внесением в оный самых существенных постановлений Константинопольской конференции и пригласить турецкое правительство присоединиться к этому международному акту, выражающему крайний предел наших миролюбивых настояний. Но ожидания наши не оправдались: Порта не вняла единодушному желанию христианской Европы и не присоединилась к изложенным в протоколе заключениям.
Исчерпав до конца миролюбие наше, мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требуют и чувство справедливости, и чувство собственного достоинства. Турция отказом своим поставляет нас в необходимость обратиться к силе оружия. Глубоко проникнутые убеждением в правоте нашего дела, мы, в смиренном уповании на помощь и милосердие Всевышнего, объявляем всем нашим верноподданным, что наступило время, предусмотренное в тех словах наших, на которые единодушно отозвалась вся Россия. Мы выразили намерение действовать самостоятельно, когда мы сочтем это нужным и честь России того потребует. Ныне, призывая благословение Божие на доблестные войска наши, мы повелеваем им вступить в пределы Турции.
Дан в Кишиневе, апреля 12-го дня, лета от рождения
Христова в тысяча восемьсот семьдесят седьмое,
царствование же нашего в двадцать третье.
Александр.
Великий русский Бог… Несмотря на все видимые признаки нашего внутреннего политического разложения, несмотря на все разнородные влияния, страхи и противные интересам России симпатии, несмотря на совершенное оскудение духа в высшем петербургском влиятельном обществе, царь каким-то чудом остался верен своему призванию. Как ни бесцветен и плох манифест, он переносит вопрос на почву, на которой уже нет места пустым разноглагольствова-ниям. Сам Бог, видимо и наперекор всем человеческим предположениям, ведет нас на путь тяжелых испытаний.
Никто, конечно, не в состоянии теперь даже гадательно судить о том, какое развитие может принять война и долго ли она продлится. Но верно то, что независимо от военных результатов от предстоящей борьбы мы призваны теперь к поверке собственных своих сил, как материальных, так и нравственных. В этом хаосе различных мнений, взглядов и политических сочувствий, в этой бездне всяких недоразумений, неустройств и ложных сведений о действительном положении России после всех произведенных реформ, очень трудно опознаться и прийти к какому-нибудь верному заключению. Теперь наступает пора решительного экзамена и проверка всего того, что есть живого в России. Чего бы нам война ни стоила — все с избытком вознаградится, ежели она откроет нам истину, т. е. нас самих. Ежели, по примеру Крымской войны, она обнаружит нашу несостоятельность, то можно надеяться, что опять, с помощью Божией, примемся за дело. Ежели же, напротив, по поверке на деле, окажется, что мы сильнее и духом, и войском, чем о нас думают и чем мы сами о себе думаем, то, может быть, мы сами начнем уважать себя и, заслужив уважение других, не будем более стыдиться ни своей народности, ни политики.
28-го апреля. Ответ
[341] государя московским депутациям в Москве очень хорош. Энтузиазм в Москве, по словам очевидцев, был необыкновенный.
15-го августа. Война в полном разгаре. Я не записывал до сих пор подробностей военных действий. Блестящий переход через Дунай, переход через Балканы, взятие крепости Никополь — все это совершилось в течение июня месяца и воодушевило Россию. Отличное мужество, стойкость и изумительная храбрость нашего войска, замечательная дисциплина, отличное снабжение всех частей приводили нас в восторг, и, действительно, можно было радоваться, видя, что во многих отношениях мы против прежнего далеко ушли вперед. Государь сам находился среди армии и, ободренный успехами и удачными стратегическими соображениями главнокомандующего — своего брата
[342] — и уместными действиями Кавказской армии, также состоявшей под главным начальством своего другого брата, поддерживал энтузиазм и пошел еще дальше в передаче судьбы армии и России своему семейству. Наследнику поручено начальствование над армией, перешедшей через Дунай и стоящей у Рущука, а Владимиру Александровичу поручено командование корпусом. Сам же государь остается за Дунаем как бы зрителем всех происходящих событий, и при нем огромная свита, требующая более 500 подвод.
