— Кто это? — спросили у Тука. Булгарин помотал головой, показывая, что не понимает. Увидев обнаженный меч возле своего лица, побледнел и пустил слезу.
— Что вам надо, лиходеи? — вдруг спокойно и ясно спросил Лесоок. Ему, сильно замерзшему, помогли подняться. Удивились правильной русской речи.
— Не гоже быть в гостях, а стоять на улице! Заходите в дом, приючайтесь… — Лесоок, потешаясь, указал на крыльцо.
— Очень мудро молвишь, хозяин! — После «хозяина» дружинник засмеялся.
Вождь нимало не внял издевке. Проходя мимо Тука, сказал ростовцам:
— Тамо старухи сирые в стане… Отпустили б юнка к ним — для погляду.
— Пущай тоже обогреется… Отпустить успеем. Старухи не сбегут — а парень может! — рассмеялись дружинники.
— Я сейчас понял, братки, почему Игоря березками порвали! — Лесоок неистово осклабился. Что-то сообразивший Капь отвесил ему тяжеленную оплеуху. Лесоок споткнулся и ударился плечом в дверь. Лежал и зло смеялся. Капь с силой ткнул ему ногой в грудь. Закричала навзрыд высокая мерянка, которую привезли с вождем. Капь с горящими глазами распорядился отпустить баб к себе, а Тука тоже ввести в дом.
Пинками и затрещинами Лесоок с булгарчонком были повалены посреди просторной светелки. Ростовцы, схватившись за рукояти своих мечей, обступили их, едва удерживаясь от расправы.
— Была б твоя воля, ты и меня бы к березе привязал? — Капь сверкал очами на жалкого, но острого на язык вождя.
— Нет, не привязал бы: мы — не тати!
Большой ростовец, услышав ответ, опять вскипел, но еще удара не последовало.
— Что ж ты нас за татей лесных держишь?
— Посмотри на своих друзей — на кого они похожи? — поднял голову Лесоок.
Капю было противно на него смотреть. Чтобы не превратить допрос в избиение беззащитного, отошел в сторону и сказал своим:
— Расслабсь, браты. Торопиться некуда. Все одно Витея ждать… Послушай, лесное рыло! — обратился он к Лесооку. — Я с этими татями предел свой бороню, поганых окрест гоняю! Наши воровские лики немало клевцов острых и ненасытных с русской стороны отваживают!
— Что ж ты баб по лесу ловишь? — зло посмотрел на него Лесоок.
— Ах ты дитка смурной! — Капь подбежал к вождю, за шиворот подтянул к себе, уперся глазами в глаза. — Я за золотишком сюда прибыл, которое ты днями и ночами сбираешь у съеденных волками русичей и купцов, ехавших к нам. Сам ты тать, вор, пес!
Он принялся дубасить вождя кулаком в лицо, другой крепко держа, дабы не отпадал.
Ростовцы, видя неладное, подскочили к рассвирепевшему вою, схватили за руки, свалили на пол. Упал с изуродованным лицом и Лесоок. Капь продолжал уличать:
— Если б ты знал, паскудник, скоко мы нерусей приволжских в пучине утопили, чтобы тьму баб — и ваших, и наших — за море не уволокли!.. — Вепрем рвался к обидчику, но на нем висели. — Да коли б не мы, и вашего б брата на нивы Хвалыни и Хозарии переселили. Греб бы сейчас на посудине, узами опутанный!.. Что молчишь, морда деревянная?.. И не знамо, сидел бы ты тута у костерка — под титями своих баб!.. Ах, убью блуду!.. — Он порывался встать, но его успокаивали. — Пустите, пустите! — попросил он поспокойней, но ему все еще не верили, держали, не пуская к лежавшему в луже своей крови Лесооку.
Избитый, оглушенный вождь мало что слышал. Широко открыв рот, он дышал, стараясь держать лицо вниз, чтобы не захлебнуться сгустками багряной жижи. Ответа быть не могло — мешали выбитые и качавшиеся зубы.
— Капь, а он по молве вроде бы как из наших?
— Не может он быть из наших! — немного успокоился дружинник. — Гля-ко — нерусь и есть.
— Точно, точно! — Коробец вполоборота стоял перед остывавшим громилой и поглядывал на поднимавшегося Лесоока. Перевясло помог битому сесть на скамью напротив. Кто-то принес ему ковш воды. Лесоок, наклонившись, замыл лицо. За столом у окна перестали жевать, отложив прочь куски печеного мяса.
— Мы чего сюда приехали? — подошел Коробец к вождю.
Лесоок поднял заплывшие кровоподтеками глаза. Капь посмотрел на него и от греха покинул избу. Коробец уселся рядом. Казалось, был он раза в два больше побитого.
— Ваши людишки заходят к нам в Ростов, — начал по-новому вой, — отдают серебро и яхонты, не зная настоящей цены.
— А мне што? Я в Ростов не хожу! — проговорил твердо Лесоок.
— От нас к тебе дорожка недолга. Помыслим чуток, а там, может, и Торжок какой наладим…
— А кто с вами ноне знаться захочет? Вы, я вижу, не в гости со своим товаром прибыли?
— Лихое начало — завсегда перед большим делом поспевает.
— Опосля вашего начала и дело все сгинуло пропадом.
— Ну, сие урядить как-то можно! — переходя чуть не на дружеский тон, предложил Коробец. Кто-то из соратников дакал и одобрял.
— Желаете уладить дело — я соглашусь. У меня до вас в племени двадцать восемь человек жили. Туточки мое племя самое великое было. Так соберите всех в кучу — тогда будем на скопе решать: годитесь вы в задругу, аль нет.
— Вы же сами сбегли от нас, милок.
— Не тот человек вас привел, и не для того вы за ним шли.
— Ты про Синюшку этого? Дак он и от нас удрал.
Лесоок не стал отвечать. Никак не мог отогреться.
На влажной одежде намокало еще и пятно крови на груди. Человек думал, что жизнь кончается, а все лица, тут присутствующие, — неродные, враждебные… «Где-то сейчас молодежь из племени?..»
Он поднялся, в углу скинул свое мокрое, грязное тряпье. Раздевшись до нага, принялся натягивать оставленную кем-то из своих одежду.
«Мужик как мужик: вроде любого нашего…» — думали, отворачиваясь, ростовцы.
— Ну так как с тобой порешим, Лесоок? — Коробец впервые назвал его по имени.
— Я ничего не решаю. Ноне воля ваша…
Эти слова услышал вернувшийся Капь.
— Ты, браток, дай нам чуток для проживания, а мы тебе, когда возвернемся из Киева, привезем чего-то. Тебе, аль для людишек твоих! — предложил выход тихий Перевясло.
— Мне ничего от вас не надо. Дай я чего-то вашего своим — сразу стану снова чужаком.
— А ты уже им бывал? — въедливо спросил Капь.
— Что ж ты, не видишь: я не этого народца человек…
— А какого ты народца? — взволновался догадкой Капь.
— Долгий сказ! — Лесоок закашлялся. Когда кашель прошел, смаргивая слезы, продолжил: — Богатства племени я не сохранил. Вина моя большая в том. Но не перед вами.
— ???
— Милье забрала с собой. И народ от меня свела. Волите — спросите хоть всякого!
— Не хитри, дитка! — пригрозил Капь.
— Хоронушка была под столбцами. Теперича там — как нерезь порылся! — спокойно, даже с сожалением повествовал Лесоок. Побывавшие ранее в овраге его слова подтвердили.
