Книга Опасный возраст, страница 8. Автор книги Соня Фрейм

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Опасный возраст»

Cтраница 8

Все счеты будут сведены в итоге между собой. Так работал наш мир.

Один только Ян спокойно и довольно поприветствовал меня, выполняя свою традиционную роль почтового голубя. Ему очень шло быть информатором, к тому же это давало определенную свободу действий. Он мог общаться с кем угодно, быть в курсе всех новостей, и одновременно никто не думал его бортануть. Как если бы он выполнял естественные для него функции. Но я всегда знал, кем был Ян на самом деле. У него не было никаких принципов, он просто искал выгоду.

— Ну ты даешь, — тихо присвистнул он.

Мы столкнулись в туалете. Я мыл руки, а он стоял у окна и, как обычно, разглядывал меня с этим выражением особого интереса на лице. Недоуменно покосившись на его долговязую фигуру, я задался про себя вопросом: что ему постоянно нужно от меня?

— Ты — странный человек, Сергей. Не дурак. Совсем не дурак. Но ведешь себя как изгой. Между прочим, до недавнего времени ты имел все шансы заобщаться с нормальными людьми.

— Тебе что-то нужно?

— Посмотри на себя, — вкрадчиво продолжил Ян, и я невольно перевел взгляд на свое отражение. — Ты вроде постоянно тыкаешь нам, что внешний вид для нас — все. Атрибутика, мол, понты… Такой тонкий, блин, анализ. А сам… ты сам разве не стараешься подчеркнуть этим свою… индивидуальность?

На меня глядел бледный парень с парой крупных ссадин на лице, зашитой бровью и обветренными губами. Глаза были матовыми и непроницаемыми, а из-за впалых скул я казался голодным и злым.

— Носишь только черное, ходишь с подчеркнутой резкостью. Твой плеер забит адским металлом, и, спорим, ты хочешь себе татуху с черепом. Ты и так пугаешь людей. Если мы выглядим как понторезы, то ты — как конченый дебил. Тебе только осталось приклеить на лоб перечеркнутый знак «Стоп!».

Я повернулся и равнодушно оглядел Яна с головы до ног. Он был высоким, тощим, с торчащими кривоватыми ушами. Очень плохая, жирная кожа, она блестела даже в темноте. Рыжеватый ежик он пытался уложить в какое-то подобие прически, но выглядел как большинство парней в нашей школе, злоупотребляющих гелем для волос.

— Почему ты постоянно на меня смотришь? — спросил я. — Я замечаю твое внимание ко мне везде. Тебе хочется поговорить со мной.

— И что с того? Я люблю общаться с разными людьми, — не понял он.

— Но тебе нравится говорить со мной. Потому что ты чувствуешь во мне равного по интеллекту.

По его лицу пробежала молния растерянности, но Ян быстро вернул себе свой привычный саркастичный вид.

— Ну я же сказал, что ты не дурак. Эй, Серый, я хочу помочь тебе, правда. Я вижу, что ты мог бы быть другим. Не как Саша.

Его имя прозвучало как скрытый намек.

— Я с собой как-нибудь сживусь, спасибо.

— Подожди.

Я замер. Полуденный свет плескался на белом кафеле, и от этого в туалете все словно переливалось.

— Это правда, что все говорят?

— Что именно? — Терпение уже кончалось, но Ян словно не замечал моего раздражения.

— Что несколько лет назад тебя чуть не исключили? Что ты парня одного чуть до смерти не забил?

Я скользнул по нему равнодушным взглядом, а Ян выглядел даже слегка взволнованным: рот был приоткрыт, а в глазах что-то сверкало.

— Отвали от меня, Ян.

10

Когда мне было двенадцать, я действительно очень сильно избил одного знакомого. Тогда вещи воспринимались острее и любой поступок казался фатальным. Я жил в мире необратимых явлений, где все случалось раз и навсегда.

Мне никогда не хотелось причинять людям боль. Но в критические моменты я чувствовал необходимость врезать. Мне казалось, что удар по морде — это самое емкое объяснение, когда слова кончаются.

Это была дурацкая история о предательстве. Для меня многое значат отношения с другими людьми, если они все-таки задерживаются в моей жизни. Потому что их всегда мало.

С тем парнем, мне казалось, нам удалось подружиться. У нас были общие интересы, еще что-то…

Как ни странно, то, что тогда причинило мне большую боль, с годами размылось настолько, что уже невозможно было вспомнить истинную причину разлада.

Помню только, что он рассказывал всем подряд то, что я доверил ему: мои мечты и страхи. В двенадцать лет любая откровенность с другими людьми вдруг обретает оттенок интимности. Поэтому доверие является высшей ценностью.

Он посмеивался над моей чрезмерной серьезностью и говорил, что я маньяк. Сейчас это кажется мне комичным. Но тогда истинный вес слов преувеличивался, все казалось больше и страшнее.

И мы, разумеется, подрались. Помню привкус белого снега на губах, а также голубое небо, в котором дрожали грани хрусталя. Мириады бликов на снегу, день чистого волшебства и диссонирующий с этим эпизод недетской драки. Мы остервенело колошматили друг друга руками и ногами, а другие улюлюкали и делали ставки.

На самом деле все вранье, что я избил этого придурка до полусмерти. Мы наваляли друг другу в равной степени, просто он поскользнулся и упал головой на бордюр, который под слоем снега было сложно различить, и потерял сознание. Он остался жив, просто перевелся из нашей школы по каким-то своим причинам. Но людская память — такая вещь, которая никогда не выпускает из себя воспоминание, не подкорректировав его в чью-то пользу. Иногда это происходит непроизвольно, а порой — умышленно.

Так за мной закрепилась репутация страшного изверга, чья жертва якобы перевелась из-за меня. Но меня мало волновали пересуды. Просто с тех пор друзей у меня не было. Все, кто общался со мной, стали держать дистанцию. Потом мы перешли в старшую школу, и все подзабылось. Приток новых впечатлений вытеснил этот эпизод из коллективной памяти. До недавнего времени.

Мне было нечего сказать Яну.

Никому из них.

Пусть лучше я останусь зверем и отщепенцем, но это лучше, чем общаться с «нормальными» людьми.

Каждый, кто с ними сближался, в итоге становился таким же.

11

Близился Новый год, и везде сверкали елки, шары; виднелись олени и колокольчики. Раньше это завораживало. Я чувствовал в этом времени особенное волшебство, не присущее больше ни одному другому сезону. В снеге и этих праздничных символах таилось что-то сказочное.

Но в этом году я окончательно разуверился в чудесах. Олени уже не помогали.

С того дня, как я увидел мертвого Сашу, я погрузился в странную кому. Не чувствовал себя ни живым, ни мертвым и не понимал, как мне из этого выбраться. На заднем плане покачивался его труп, намекая на какую-то изнаночную сторону происходящего. Мы будто оба остались там, в реальности его квартиры. Он не выпускал меня, я не выходил.

Я стал курить по две пачки в день, понимая, что завожу себя в тупик. Мать уже давно подозревала это, но старательно делала вид, что не чувствует прокуренного духа, который появлялся в квартире раньше меня. Однажды она все-таки наткнулась на пачку сигарет, но лишь поморщилась и сказала: «Делай что хочешь».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация