На восьмой день второго противостояния в Верейском проходе мы встретились с Григорянским, полковником Крючковым и временно командовавшим драгунами майором Штормом для последней «сверки часов». С этого момента время для меня понеслось вскачь с бешеной скоростью.
В пятом часу вечера я с белогорцами повторил в обратном направлении свой путь после первой битвы и заплыва через заводь. Полк, усиленный рекрутированными из других частей бомбардирами и двадцатью орудиями, переправился через Солянку севернее тимландского форта и в надвигающихся сумерках направился на юг.
Около семи часов вечера до нас донеслись звуки вялой артиллерийской дуэли – до назначенного времени тимландцы должны были думать, что этот день ничем не отличается от предыдущих.
В отличие от самой Солянки, ее тихая заводь, в которой я совершал свое вынужденное ноябрьское купание, успела вполне качественно замерзнуть, и разведчики уверенно перевели нас через нее. Отсюда один эскадрон улан сразу ушел в сторону Бобровска, а второй рассредоточился по проходу и в сторону города, и в сторону форта. Задачей первого было загрузить работой основные силы Освальда, создать видимость серьезной угрозы, чтобы у того голова была занята мыслями об обороне и не отвлекалась на отправку подмоги своему сторожевому отряду. Второй эскадрон использовался в качестве конной разведки и служил гарантией перехвата вражеских гонцов с обоих направлений.
Примерно два часа в быстро сгущающихся сумерках мои белогорцы расставляли по полю заготовленные деревянные ежи и рогатины, устанавливали по заранее расписанным местам пушки и гаубицы. Я успел устать, охрипнуть и основательно промокнуть, мотаясь с фланга на фланг в попытках лично проследить за каждой мелочью. Я и подсказывал, где ставить ежи, и помогал артиллеристам вкатывать на позицию пушки, и бросался подгонять подводы с боеприпасами. В общем, я старался быть одновременно везде. Соглашусь с теми, кто скажет, что я вел себя не как подобает командиру и полководцу, но мне так было проще справиться с волнением. Да и другие офицеры, видя мою бурную деятельность, считали зазорным ограничиваться лишь командными действиями и включались в подготовительный процесс не только умственно, но и физически. Уж не знаю, насколько это помогло, но в срок мы уложились.
В девять часов, уже в полной темноте, неспешная стрельба трех зеленодольских пушек неожиданно для противника сменилась настоящим огненным шквалом двадцати орудий. Во вражескую крепость полетели не только простые ядра, как во все предшествующие дни, но и разрывные бомбы и зажигательные снаряды – брандскугели. Последние выглядели завораживающе красиво, падающими звездами расчерчивая ночную тьму. На брандскугели вообще возлагались большие надежды, и расчет оказался верным – уже спустя полчаса после начала массированного артобстрела несколько деревянных построек внутри форта пылали, предоставляя нам столь необходимую подсветку.
Получив такой блестящий ориентир, открыла стрельбу и расположенная на скале батарея Завадова. Орудий у них было мало, зато большая часть крепости у отборных орудийных расчетов в свете горящих зданий была видна, как на ладони. Завадовцы не подвели, и вскоре количество пожаров на территории форта удвоилось, что явилось уже сигналом для нашей части отряда открыть огонь.
Как водится, по три-четыре выстрела были потрачены на пристрелку. Потом уже приноровившиеся артиллеристы принялись укладывать свои смертельные подарки по пристрелянной траектории. И для не имевших возможности укрыться от стрельбы из своего тыла за земляными валами тимландцев наступил сущий ад.
В подзорную трубу я бесстрастно наблюдал за тем, как в ужасе мечутся солдаты противника внутри форта. В данный момент меня беспокоили только два вопроса: что происходит сейчас под Бобровском и что будут делать запертые в форте кирасиры? В том, что первая победа уже одержана, никаких сомнений не оставалось, лишь бы не расслабиться раньше времени и не пропустить какой-нибудь дурацкий «удар под дых» вроде неожиданной атаки с тыла тяжелой кавалерии противника.
В тыл нам, слава богу, так никто и не ударил. А вот попытка прорыва из избиваемого со всех сторон форта состоялась. Примерно в половине одиннадцатого ночи из уже многочисленных проломов в частоколе в нашу сторону потекла нестройная вереница всадников. Было их сотни полторы, не больше. Да и, как выяснилось уже позже, не все пошедшие на прорыв были кирасирами. Тимландцам уже не до соблюдения условностей было, кому хватило смелости и свободного кирасирского коня, тот и сделал попытку уйти.
– Картечь! – скомандовал я находившемуся неотлучно при мне Игнату.
Тот передал приказ дальше, и тут же на подвергающийся атаке правый фланг помчались гонцы. Впрочем, это была лишь подстраховка – командиры на местах прекрасно знали, чего ожидать от загнанных в угол тимландцев и как этому противодействовать. К тому же все таридийцы помнили, какую роль сыграла тяжелая кавалерия противника в нашем предыдущем поражении, и горели желанием поквитаться за позор и погибших товарищей.
Два дружных залпа картечи из восьми орудий позволили добраться до линии наших искусственных заграждений всего нескольким десяткам всадников. Двое кирасир совершили неудачную попытку заставить лошадей перепрыгнуть через заостренные колья, остальные принялись остервенело рубить ежи и рогатины, чтобы протиснуться между ними.
Выступившая вперед пехота прикрытия остановила их ружейным огнем, а трех-четырех особенно шустрых добили штыками. Попытка прорыва была безжалостно пресечена.
А совсем скоро после этого над руинами тимландского форта появился белый флаг. Активная фаза сражения, а вернее – избиения нами противника, заняла чуть больше двух часов. Враг потерял до полутысячи солдат убитыми и порядка трех сотен сдались в плен. Зеленодольцы от ответного огня артиллерии противника потеряли шестнадцать человек, и это были все невосполнимые потери Таридии в эту ночь. Победа? Полнейшая! Но радоваться было рано – успешно сделан лишь первый шаг, впереди предстояло еще много тяжелой работы.
17
Во второй половине ночи густыми хлопьями повалил снег, усложняя и так нелегкую задачу по устройству новой линии заграждений. Мне как воздух нужна была сильная позиция, позволяющая держать под контролем Верейский проход и иметь возможность постоянно беспокоить неприятеля. То есть наш отряд должен был располагаться достаточно близко к основным силам тимландцев, чтобы быстро реагировать на все их телодвижения, и достаточно далеко, чтобы не вступать с ними в прямое соприкосновение.
Основной лагерь расположили за скальным выступом, метрах в трехстах от выхода на равнину. Огородились повозками, устроили несколько огневых позиций, организовали патрулирование. На этом трудовая вахта для валящихся с ног белогорцев и зеленодольцев окончилась, за дело взялись подошедшие из резерва ивангородцы.
Небольшой холм, возвышающийся у самого выхода на Бобровскую равнину, решено было превратить в редут. Сам я в этом ничего не понимал, потому с радостью перепоручил дело полковнику Крючкову. Его застоявшийся в резерве полк с жаром вгрызся в мерзлую землю, а я со спокойной совестью завалился спать.
