Первый батальон построился в каре прямо посреди тимландского лагеря, третий перекрыл путь к спасительному мосту через Нарис. Я со вторым батальоном сдвинулся на сотню шагов за пределы захваченных вражеских позиций, оставляя свободным выход на позиции третьего батальона. Таким образом, тимландских кавалеристов как бы приглашали проскочить между ощетинившимися штыками флангами и нанести удар прямиком по углубленному центру в виде каре третьего батальона. Только вот глупцами будут господа кирасиры, если это приглашение примут.
Не приняли. И в лагерь, где потерялась бы свобода маневра, тоже не сунулись. То есть направились все прямиком на второй батальон! Честно говоря, мне пришлось пережить несколько очень неприятных минут. Чувствовать, как содрогается земля под копытами тяжелых кирасирских лошадей, видеть надвигающуюся на тебя конную лавину с закованными в блестящие доспехи всадниками и остаться на месте, не поддаться животному страху – это дорогого стоит!
– Стоять, ребятушки, стоять!
– Не боись, братцы, пока в строю – мы сила! – изо всех сил стараясь скрыть волнение, подбадривали солдат офицеры.
Мне не раз приходилось читать о том, как пехотные каре успешно действовали против кавалерии, но одно дело читать и совсем другое – испытать это на деле. В какой-то момент я усомнился в способности пехоты выстоять под натиском конницы. Вот до кирасиров уже двести метров, сто пятьдесят, сто…
– Господин полковник!
– А? – откликнулся я на голос молодого прапорщика Синявского, но ничего говорить ему не пришлось – по множеству обращенных ко мне вопросительных взглядов и так стало понятно, чего от меня ждут.
Вот же разиня! Я поднял левую руку. Пятьдесят метров, уже видно, как вскидывают пистолеты передние ряды кавалеристов. Пора.
– Пли! – заорал я что есть мочи.
Грянул ружейный залп, на несколько секунд поле боя скрылось в облаке дыма. Три-четыре человека упали в наших рядах – часть всадников тоже успела выстрелить, и некоторые пули нашли-таки свои цели. Своих людей всегда жаль, но наши потери не шли ни в какое сравнение с тем, что натворил наш залп в неприятельской массе.
За рассеявшимся пороховым дымом нашим взорам предстала страшная картина, вот уж воистину, как у Лермонтова – смешались в кучу кони, люди. Передние ряды лошадей рухнули наземь, кто-то замертво, кто-то еще бился в агонии. Следующие за ними ряды спотыкались об упавших и тоже падали. Кому-то удалось вовремя затормозить, но их подпирали сзади, фактически запихивая в ту же кучу-малу. Однако часть кирасир сумела преодолеть завал, а вовремя сориентировавшиеся задние ряды обошли его стороной, в результате, хотя мне этого совсем не хотелось, дело дошло до штыков.
Солдаты яростно размахивали ружьями, угрожая противнику. Лошади хрипели и пятились, опасливо кося глазами на сверкающие на солнце штыки. Кто-то из прорвавшихся к каре кирасир пытался стрелять из седла, но белогорцы тоже не дремали – таких шустрых в первую очередь настигали штыки бойцов, да и стоявшие в третьем ряду солдаты имели возможность перезарядить ружья и тоже палили в неприятеля. Одному тимландцу удалось направить обезумевшего от боли коня прямо на наши штыки, и на миг в каре возникла брешь. Но воспользоваться ею противнику не удалось – пострадавших быстро втянули внутрь построения, и ряды снова сомкнулись.
С правой стороны один за другим раздались два пушечных выстрела, и левый фланг вражеской конницы стал валиться под градом картечи – это Торн развернул два трофейных орудия в сторону атакующей тимландской конницы.
Поняв, что успеха здесь не добиться, а вот сложить головы очень даже можно, тимландские кирасиры повернули назад, преследуемые нашим громовым «Ура!». Что вы скажете нам на это, господин Денис Освальд?
Господин Освальд сдался спустя два часа, когда остатки его боеспособных частей оказались зажаты между грозящими иссечь их артиллерийской картечью ивангородцами и зеленодольцами и жаждущим крови гарнизоном Бобровска при поддержке Белогорского полка и клинцовских драгун.
– Ну, Бодров, молодец! Всё предугадал! – обнимал меня вечером в ратуше Бобровска Григорянский. – Вчера утром тимландцы попытались-таки выбить нас из Верейского прохода, да обломали зубы о Снежный редут!
– Ты бы знал, как я испугался, увидев этот корабль у моста! – устало отмахнулся я. – Он путал все наши планы! Если бы ввязался по-настоящему в бой, туго бы нам пришлось.
– Правильно твой Игнат говорит – фрадштадтцы это! – уверенно заявил командир Зеленодольского полка. – Те за чужие интересы воевать не любят. И корабли свои берегут, как зеницу ока.
– Поздравляю, молодые люди! Давно не приходилось видеть такой воинской смекалки! – командующий Бобровским гарнизоном генерал Нилов был среднего роста, средней толщины и средних для своего чина лет – около пятидесяти. – Да что там – давно! Никогда такого не видел! Уж думал, что сам наследник престола Федор Иванович под Бобровск пожаловал!
– Ну что вы, Владимир Иванович! Царевич вымел бы тимландцев отсюда за день! – скромно возразил я.
– Скромны вы, молодые люди, это тоже вам в плюс! Что с пленными-то делать? Отпускать?
– Ни в коем случае!
– Так чересчур много! Чуть не три тысячи собрали! Их же кормить-поить нужно!
– Ничего, Владимир Иванович, с ними ведь обоз взяли. Вот с него и будут кормиться. Часть тимландцев оставьте здесь, часть отправьте в Усолье, а офицеров мы с собой в столицу заберем. Пусть страна увидит триумф таридийского войска! Да и планы на пленных у нас кое-какие есть.
18
Нашим надеждам переночевать в трактире «У Фомы» не суждено было сбыться. Заведение располагалось на самой окраине маленького городка Краснополье, и на следующее утро там была назначена встреча с князем Григорянским, после того как я отказался заночевать у его родственников. И стеснять людей не хотелось, да и, честно говоря, подустал я за последние дни от общества Василия, хотелось хотя бы один вечер побыть в тишине, отдохнуть. Только вот как бы теперь не пришлось пожалеть о непринятом приглашении – всё жилье в вышеупомянутом трактире оказалось занято. Так что мы с Игнатом с тихой грустью плотно поужинали в общем зале, а затем мой денщик отправился по соседним заведениям искать место для ночлега. А я, пользуясь своим привилегированным положением, заказал себе пива.
Хорошее здесь пиво, свежее, с легкой горчинкой. Давно такого не пил. Я прислонился спиной к дощатой стене и прикрыл глаза от удовольствия. Сейчас был редкий момент, когда и война с ее опасностями, и столица с интригами были одинаково далеки от меня. Можно было не заботиться о выражении лица, не следить за каждым сказанным словом, можно просто тихонько посидеть у стеночки в шумном зале трактира и, не привлекая к себе ничьего внимания, получить наслаждение от пенного напитка.
Третий Ивангородский полк расквартировали на зиму в Бобровске, а Белогорский и Зеленодольский полки отвели на зимние квартиры в Усолье. Также между двумя городами поделили и пленных. Многие недоумевали по поводу моего решения оставить всех пленников. Предложения поступали самые разные – от роспуска всех нижних чинов по домам до предъявления требований выкупа за них тимландской короне или использования в качестве бесплатной рабочей силы.
