Вообще из любителей примазаться к чужим успехам в Выселках выстроилась приличных размеров очередь, но всем им пришлось возвратиться в столицу не солоно хлебавши – это наша, честно выстраданная победа, и делиться ею абы с кем я не собирался. А вот по поводу Алешки – тут я сам убеждал Федора Ивановича в необходимости его участия. Пришлось придумать трогательную историю, как мы втроем придумывали план кампании, возвращаясь в Ивангород после бесславного ноябрьского поражения. Василий Федорович Григорянский при этом скромно помалкивал в сторонке, поскольку часть славы доставалась и ему.
Ну, в самом деле, зачем мне страдающий от зависти и затаивший обиду царевич? Хотя это мне впору обижаться на него за бездействие и пьянку черную во время моего заточения в подземельях Сыскного приказа. Но я отходчивый, к сведению приму, а в глаза ничего говорить не стану. Дам еще один шанс человеку. Скорее всего, последний. Так что, хотя и притянуто за уши участие младшего царевича в параде, пускай почувствует свою причастность к важному делу, поймет, что я не считаю его предателем. И пусть только попробует еще раз бросить меня в беде…
Следом за уланами шли драгуны Клинцовского полка, по-прежнему под командой майора Шторма. За зиму полк должен будет доукомплектоваться до штатного состава, и пока было неизвестно, кому доверят командование взамен погибшего Воронцова. По мне так майор вполне доказал свою состоятельность и достоин повышения. Замолвлю за него словечко, а там уж как пойдет.
За драгунами понуро шагали тимландцы во главе со своим генералом. Участвовать в подобном мероприятии в качестве трофея вряд ли кому понравится, но тут уж солдатам нашего западного соседа винить некого, кроме самих себя да своего правительства. Видит бог, мы бы вас не трогали, да вы сами напросились.
За пленными два десятка спешенных драгун несли захваченные тимландские знамена, а уж за символами поверженного противника, не спеша, верхом, следовал я в сопровождении полковников Григорянского и Крючкова.
Сбежавшийся посмотреть на невиданное действо столичный люд радостно приветствовал нас, размахивал руками и бросал в воздух головные уборы. Красота! А Федор еще сомневался в необходимости такого въезда в столицу. Народу нужен позитив! Что называется, «хлеба и зрелищ»!
А вот в Крепости мне уже не так понравилось. Простой народ сюда доступа почти не имел, за исключением обслуживающего персонала, потому среди зрителей уже преобладали постные придворные лица. И лица эти в большинстве своем выражали праздное любопытство, напыщенное презрение и даже зависть. Что за люди эти придворные? Потерпишь поражение – готовы будут утопить тебя в помоях, одержишь победу – удушат из зависти.
Под ноги вышедшему на парадное крыльцо государю Ивану Шестому бросили тимландские знамена, пленных увели на задний двор, откуда их уже временно расселят в одном из крыльев дворца – будут под домашним арестом, пока не решится их участь.
Таридийский самодержец поднял руку, и вскоре над внутренним двором Крепости воцарилась тишина.
– Благодарю за службу! – провозгласил Иван Федорович.
– Слава государю Таридии! Ура! – радостно гаркнул Алексей.
– Ура! Ура! Ура-а! – подхватили солдаты.
Я с большим интересом рассматривал царскую свиту. По правую руку от отца стоял царевич Федор. Я в очередной раз поразился его сходству с Бонапартом. Стоит только сменить треуголку царевича на популярную во времена наполеоновских войн двууголку – и перед нами вылитый император Франции!
По левую руку от царя, загадочно улыбаясь, стоял непременный Никита Андреевич Глазков. Делал вид, что не замечает меня, но я-то знаю, что это не так. Готов поспорить на что угодно, что не сегодня, так завтра он попытается опять вызвать меня на допрос. Но теперь я в фаворе у наследника престола, а тот, похоже, является единственным человеком в этой стране, способным поставить на место всемогущего начальника сыска. Так что теперь я буду чувствовать себя гораздо увереннее.
Далее серой массой стоят начальники приказов, какие-то важные сановники с женами, офицеры, придворные дамы… Ага! Чуть в сторонке от главных встречающих лиц, рядом с женой и детьми царевича Федора стояла графиня Ружина. Дождавшись момента, когда наши взгляды встретились, я осторожно махнул ей рукой. Наталья улыбнулась и помахала мне в ответ. Может, это что-то значит, а может, и нет. Но на душе сразу стало теплее.
Слава богу, на этом мои парадные мучения закончились. Вернее, они плавно перетекли в торжественно-застольную часть.
Любому человеку нравится, когда его хвалят. Как говорится: «похвала и кошке приятна». Но когда тебе битых три часа бесконечно поют дифирамбы, причем часто выражение лица поющего настолько диссонирует со смыслом произносимого, то это – просто катастрофа! Да я за весь горный переход не устал так, как за пару часов этого застолья!
– Скажи, Василий, – задумчиво поинтересовался я у Григорянского, – а не намечается ли у нас еще какой войны в ближайшее время?
– Понравилось пожинать лавры? – усмехнулся мой боевой товарищ.
– Нет. Так устал от лести, что с удовольствием сбежал бы обратно в полк.
– Привыкай. Без этого тоже нельзя, – сам князь, кстати, нисколько не тяготился застольем, принимая свою часть хвалебных речей как само собой разумеющееся.
– Знаешь, одно дело, когда тебя хвалит царевич Федор или тот же генерал Веремеев, и совсем другое дело, когда извергают безудержную лесть эти ряженые павлины. Пойду-ка я домой, думаю, тут и без меня весело будет.
И я тихонько выскользнул из пиршественного зала с твердым намерением направиться в свои покои и завалиться спать. Но по пути передумал. Можно было бы применить высокопарные эпитеты, что-то вроде «сама судьба направила мои стопы» или «снизошло на меня откровение Божье», но нет, всё было несколько банальнее. Хотелось пообщаться с Натальей Павловной, я ведь в прошлый раз ей даже спасибо не успел сказать за посещение моей камеры в подземельях Сыскного приказа. Но на пиру нам определили места слишком далеко друг от друга, а спустя какое-то время обнаружилось, что она и вовсе покинула праздник.
Ну и вот, поднимаясь по лестнице, я вспомнил, где любила проводить время опальная подданная улорийского короля. Несколько минут спустя я уже был у того самого балкона, на котором состоялось наше первое, так сказать, свидание. И я не ошибся – она снова была там.
– Верейский лев так рано покинул своды пиршественного зала? – спросила графиня, кутаясь в свою шубку.
– Натали, умоляю, я наслушался этих глупостей за столом. Хочется уже нормального человеческого общения, – я поморщился, услышав одно из резавших мне слух прозвищ – какой-то сановник льстиво наградил меня им еще в самом начале пира.
– Это царский дворец, князь, – горько усмехнулась девушка, – здесь очень плохо с нормальным человеческим общением.
– Будем исправлять эту беду, – я деликатно поднес ее руку к своим губам, – я очень благодарен вам за то предупреждение. Оно было очень своевременным и реально помогло мне получить шанс на реабилитацию. А уж то, каким образом оно было сделано – боюсь даже предположить, на какие жертвы вам пришлось пойти, прикидываясь моей возлюбленной.
