Только к концу января праздничный запал таридийцев пошел на убыль, и я смог больше времени посвящать более полезным делам.
За мои тимландские подвиги, а в особенности за «призовой» корабль с грузом зеркал и уже вырученным за него золотом, Воинский приказ выписал мне солидную премию. Настолько солидную, что мне в очередной раз оставалось лишь удивляться текущей стоимости зеркал. Неужели в восемнадцатом веке моего мира дело обстояло сходным образом? Эх, знать бы прикуп, озаботился бы перед попаданием сюда технологией производства зеркал!
Как бы то ни было, но мой Сушков аж светился от счастья – на его веку это был первый случай, когда зимой деньги не только тратились, но и поступали в казну Холодного Удела. Стоило только моему карману пополниться деньгами, как ко мне зачастили купцы с предложением своих услуг. Я уж было подумал, что их привел исключительно запах денег, но всё оказалось несколько прозаичнее. Просто господин Калашников в своем кругу потешался над моими «смешными прожектами», а люди слушали и мотали на ус, обдумывали, прикидывали. И выяснилось, что есть желающие занять предлагавшееся ему место. Сейчас вообще многие купцы задумывались по поводу перехода от простой купли-продажи к организации мануфактур и торговли уже самими произведенным товаром. В результате договорился я о сотрудничестве с одним предприимчивым дельцом, зовущимся до боли знакомым с детства именем Владимир Ильич, но с фамилией Чайкин. Тот и с мастерами-зеркальщиками имел контакты, и готов был вкладываться в производство. Да и отапливаемые водой из горячих ключей теплицы его заинтересовали, особенно если попытаюсь «пробить» под эту тему армейские закупки. Что ж, Калашников, посмотрим, кто будет смеяться последним.
После Крещения в Ивангород прибыли для заключения мира тимландские послы. И поначалу вели они себя очень нагло и самоуверенно. Особенно усердствовал глава посольства виконт Этингер. От нас он требовал ни много ни мало – немедленно отпустить всех пленных тимландцев, вернуть все захваченные пушки и, представьте себе, вернуть тот самый кораблик с золотом и зеркалами!
– О каком корабле идет речь? – разыгрывая удивление, поинтересовался у меня царевич Федор, в то время как начальник Посольского приказа Иван Александрович Губанов стоически хранил молчание.
– Понятия не имею, – я безразлично пожал плечами, – на пристани в Столле было штук восемь-десять посудин пришвартовано, так мы их спалили. Некогда нам разбираться было с их содержимым.
– Слышали, господин виконт? – усмехнулся Федор Иванович. – Сгорел ваш кораблик. Зеркалам конец пришел, а вот золотишко можно попробовать достать. Вот мы и попробуем. Таридийское царство требует от королевства Тимланд возмещения ущерба, нанесенного вероломным нападением на Бобровскую область в сумме одного миллиона рублей золотом. Кроме того, требуем передать Таридии провинцию Средний Нарис с городом Столле и провинцию Нижний Нарис с городом Оберг!
Ой, что тут началось! Тимландцы, брызжа слюной, ругались, грозили всеми возможными карами, в том числе вмешательством фрадштадтцев, а Этингер обещал лично к маю месяцу въехать на белом коне в ворота завоеванного Ивангорода. Дичайшая некомпетентность! Я смотрел, как на скулах Губанова играют желваки, и молил Бога, чтобы наш главный дипломат не взорвался раньше времени.
– Полноте, виконт, – остудил пыл тимландца царевич, – достаточно войска вы до весны собрать не успеете, а я, лишь только сойдет снег, перейду Нарис и возьму всё, что хочу, без боя.
– А там и Рисбанд рядом, – подлил масла в огонь я, намекая на близость тимландской столицы.
– И то верно, – подтвердил Федор, поднимаясь на ноги, – жаль, что у нас с князем Бодровым много дел, придется вам дальше с господином Губановым общаться.
Мы покинули переговорный зал, а к вечеру начальник Посольского приказа доложил, что западные соседи согласились заплатить пятьсот тысяч золотом и уступить нам часть провинции Нижний Нарис. Ту часть, что располагалась на восточном берегу Нариса, зажатая между рекой и отвесными отрогами южного хребта Верейских гор. То есть мы получили именно то, что и рассчитывали получить изначально.
– Тимландцы убрались весьма довольные собой, – усмехнулся Губанов, – отлично вы их припугнули!
– Земля – это, конечно, хорошо, Холод, но порт там всё одно не поставишь. Что морское побережье, что выход к реке – сплошные скалы.
– Дойдут руки до той земли, взорвем к чертям эти скалы! – уверенно парировал я. – Главное, что теперь эти скалы наши!
В фехтовании я упражнялся ежедневно. И сам отрабатывал уколы, финты и выпады, и практиковался с Игнатом или Алешкой. Фехтование такое дело – требует постоянно быть в тонусе.
Младший царевич сначала относился ко мне с опаской, думал, я возгоржусь своими ратными подвигами, а его буду презирать за то, что даже не попытался оправдать меня перед отцом и Глазковым. Но я вел себя с ним так, словно и не было между нами никаких недоразумений, так что вскоре наши дружеские отношения вернулись на прежний уровень, с той лишь разницей, что теперь чаще верховодил я. Поэтому Алексею приходилось реже пить и гулять, зато чаще фехтовать, принимать участие в формировании своего уланского полка и помогать брату в делах Воинского приказа.
А иногда занятия по фехтованию проходили в расширенном составе. Как было и в последний январский день, когда мы упражнялись со шпагами в покоях царевича Алексея – у меня было маловато места для этого. Кроме нас с Алешкой участвовали Федор и Василий Григорянский. Алексей и Василий переводили дух, мы с Федором фехтовали, и тема наследницы Корбинского края всплыла у нас как-то сама собой.
– Ты пойми, Холод, дело Ружиной – это целый клубок проблем. Ох! Как ты это делаешь? – царевич вынужден был прерваться, пропустив укол в плечо. – И как бы тебе этого ни хотелось, но распутать его тебе не под силу.
– Да она сама по себе проблема, – подтвердил князь Василий.
– Но батюшка ваш на что-то рассчитывал, принимая ее под свое покровительство? – я сделал быстрый шаг вперед и атаковал противника в предплечье, на этот раз безрезультатно.
– Ну, а куда было деваться? – Федор попытался связать мой клинок, но в итоге едва ушел от моей очередной атаки. – Надежда о возврате Корбинского края живет в сердце нашего народа, потому отказать дочери несчастного графа Павла Ружина было никак нельзя.
– Но что-то же делается для этого возврата, какие-то планы существуют?
– По нашим планам нам еще года три минимум нужно перестраивать армию, чтобы выйти на уровень улорийской армии.
– Всё так плохо?
– Это тебе не тимландцы, – опять вставил слово Григорянский.
– Да, – грустно добавил Алешка, – улорийцы непобедимы!
– Не бывает вечной непобедимости, – я отошел назад, давая отступившему слишком далеко в угол спарринг-партнеру возможность вернуться на середину комнаты.
– Согласен, – отозвался Федор, – но у короля Яноша отлично подготовленная тяжелая кавалерия и лучшая на континенте пехота. Я видел их в деле – это действительно страшно.
