Улориец на этом не остановился. Стремясь развить свой успех, он поспешно сделал чересчур длинный шаг вперед, и у меня словно переключатель в голове щелкнул – не задумываясь, на «автомате», я отвел его шпагу вправо, шагнул вперед, левой рукой толкая противника в плечо, и через руку нанес укол в правую половину груди. По всей видимости, клинок под углом прошел между верхними ребрами, выйдя сзади под лопаткой.
Мир на мгновение замер. Словно испугавшись содеянного, я судорожно рванул шпагу обратно. Курцевич издал какой-то невнятный звук, после чего его ноги подкосились в коленях, медленно осел на пол и завалился на спину. Отмерший зал разразился восторженным воплем. Спутники маршала с бледными и вытянувшимися от ужаса лицами бросились к своему предводителю.
Я развернулся и медленно побрел в сторону трона, непроизвольно зажимая левой рукой кровоточащую рану. Впрочем, мне не дали сделать и пяти шагов – налетели, окружили радостно-встревоженные друзья-товарищи.
– Миха, как ты это сделал? – орал царевич Алешка, смешно округляя глаза от изумления.
– Миша, как ты? – более сдержанно вопрошал его старший брат.
– Миша, ты ранен! Тебе нужно к доктору! На тебе лица нет! – Натали испуганно смотрела мне в глаза.
– Ну, Бодров, ты исполнил! – на Григорянского поединок тоже произвел впечатление.
– Всё хорошо, я в порядке, – ответил я всем сразу.
Меня увели в соседнюю комнату, где доктор с двумя помощниками взял меня в оборот на добрые сорок минут. Выходить пришлось в двери, ведущие в другие помещения, о чем меня любезно предупредил офицер дворцовой стражи. С его слов я узнал, что прием спешно закончили, корбинских купцов сейчас опрашивали розыскники, а улорийцам предоставлено отдельное охраняемое помещение и лучшие доктора. Да-да, пан Курцевич был еще жив! Ну и здоров же коронный маршал короля Яноша!
В уже знакомом мне кабинете ожидалось заседание малого совета. Иван Федорович и Федор пока отсутствовали, на своих местах были лишь канцлер Зернов, начальник Посольского приказа Губанов и младший царевич Алексей. Кроме того, вновь присутствовал князь Григорянский, и, видимо, в качестве причины переполоха, была приглашена графиня Ружина. Ну и, конечно же, здесь был незабвенный Никита Андреевич Глазков – расхаживал по кабинету взад-вперед, с весьма возбужденным видом что-то высказывая собравшимся.
– А, господин Бодров! Явился, не запылился? – вскричал главный розыскник, едва завидев меня. – Натворил дел, втравил нас в войну с королем Яношем?
Вот, значит, как? Никак не успокоится товарищ, прямо распирает его от желания и здесь найти повод для обвинений в мой адрес. Прямо-таки вендетта у него личная с семьей Бодровых. Ей-богу, достал ты меня, дядя! Тем более что в данном случае большие вопросы имеются как раз-таки к главе Сыскного приказа!
– Да нет, Никита Андреевич, в войну нас втравил совсем другой человек, – я решительно подошел вплотную к Глазкову и неожиданно для всех схватил его за грудки, – это тот самый человек, который должен был проверить всю делегацию купцов из Корбинского края. Всех, каждого человечка! Он должен был знать всё о каждом из допущенных в царский дворец! Всё – это значит вообще всё: где и когда родился, на ком женился, с кем дружил и с кем общался, на чем сделал состояние и даже у кого на какой ягодице родимое пятно! Но этот человек почему-то плюнул на свои прямые обязанности! Можете сами выбрать один из двух имеющихся вариантов ответа на вопрос, почему он это сделал. Вариант первый – недосмотр по глупости, вариант второй – недосмотр по злому умыслу!
– Миша! – в повисшей тишине испуганно прошептала Натали.
– Да я тебя в тюрьме сгною! – просипел Глазков, тщетно пытаясь оторвать мои руки от своего воротника.
– Да если ты еще раз попытаешься обвинить в измене меня или моих близких, я тебя в капусту порублю! – не остался в долгу я.
– Да ты у меня всю жизнь перед инквизицией оправдываться будешь! – не унимался розыскник.
– Мне не в чем оправдываться! А вот тебе объяснить появление во дворце улорийцев придется!
– Довольно!!! – я даже представить не мог, что государь Иван Федорович способен на такой рык. – Довольно! Отпусти его, Михаил!
Впрочем, несмотря на сердитую гримасу на лице царя, кровь не стыла в жилах от его грозного вида. Ну вот не было у таридийского монарха ауры сильного человека.
– Господа, займите свои места! – а вот в этом негромком голосе прозвучало столько металла, что всем сразу становилось понятно – спорить с царевичем Федором сейчас не нужно.
– Итак, – дождавшись, пока мы с Глазковым усядемся за стол, провозгласил Иван Шестой, – совершенно ясно, что с этого момента мы находимся в состоянии войны с королевством Улория.
Вот так просто и обыденно. И без поиска козла отпущения. То есть если и будут высказаны претензии начальнику Сыскного приказа, то по-свойски, без огласки. И, скорее всего, без наказания. Эх, Иван Федорович, друзей нужно оставлять друзьями, а не назначать их на ответственные посты! Ну да ладно, это не мое дело – лишь бы Глазков мне палки в колеса не вставлял.
– Ваше величество, – робко подал голос Губанов, – еще можно попытаться сгладить углы, может, и удастся задобрить Яноша.
– Нет, не нужно ничего сглаживать! – решительно заявил Федор. – Всё это будет выглядеть наивным детским лепетом. Над нами же еще и посмеются.
– Но мы не готовы к войне! – злобно зыркнув на меня глазами, влез в разговор Никита Андреевич. Ты смотри, переживает так, словно ему придется под вражеским огнем в атаку ходить!
– У нас еще есть остаток зимы и часть весны, – ответил царевич, – вряд ли Янош выступит раньше середины мая. Но и вряд ли позже – он так давно ждал этой войны. Так что, Иван Александрович, – обратился Федор к главе Посольского приказа, – готовьте гневную петицию в Раец, будем требовать извинений от улорийцев.
– Будет сделано, Федор Иванович.
– Алексей Сергеевич, – на этот раз наследник престола обратился к канцлеру Зернову, – мы постараемся за неделю составить заявку на финансирование.
– Что ж, – пожал плечами канцлер, – чему быть, того не миновать. Будем трясти казну.
– Отлично. Ну, а теперь нам нужно решить еще один важный вопрос, – Федя, а следом за ним и все присутствующие перевели взгляды на нас с Натали, – что нам делать с этими молодыми людьми?
22
Некоторые вещи в нашем сознании настолько прочно ассоциируются с понятиями «исконно русский», «народный», что известие о том, что в восемнадцатом веке народ о них и понятия не имел, просто не укладывается в голове. Взять, к примеру, валенки и шапки-ушанки. И те и другие нынче считаются непременными атрибутами русской народной зимней одежды и яркими приметами «деревенского» стиля. Потому и думается, что они пришли к нам из глубины веков, что были практически всегда. Однако это совсем не так. Оказывается, валенки в нынешнем виде в России пошли в массы лишь в первой половине девятнадцатого века, а до того их могли себе позволить только достаточно богатые люди. А обычная шапка-ушанка и вовсе вошла в обиход в веке двадцатом.
