Вся наша кавалерия под командованием царевича Алексея бросилась вдогонку, но относительно свежие кони были только у двух полков южноморских драгун, бывших в подчинении у генерала Сиверса и почти не участвовавших в битве. А король Улории со свитой явно удирал на свежих лошадках, так что до позднего вечера и весь следующий день тянулись потоки пленных, но неприятельского монарха среди них не было. Вечером следующего дня он переправился через Титовицу всего с тремя сотнями всадников. Фактически улорийская армия была уничтожена. Одних только пленных было шестнадцать тысяч, счет убитых перевалил за двадцать две тысячи. Разрозненные и лишенные общего командования улорийские отряды пытались самостоятельно выбраться с таридийской земли, и мелкие стычки, умножавшие и количество пленных, и потери разбитой армии, продолжались еще три-четыре дня. По предварительным оценкам, удалось спастись шести-семи тысячам солдат Яноша Первого, обоз, казна и вся артиллерия достались победителям.
25
Высокую цену заплатила таридийская армия за эту победу: порядка двенадцати тысяч солдат и офицеров навсегда остались в степях близ села Грушовка, да еще две с половиной тысячи тяжело раненных, тех, кто в лучшем случае останется калекой на всю оставшуюся жизнь. Таковы были печальные итоги битвы. И все-таки это была победа. Первая полноценная победа в большом сражении за неизвестно сколько лет, да еще над противником, наводившим страх на весь континент и, по всеобщему признанию, имевшим на то время лучшую сухопутную армию в мире, под командованием признанного гения военного дела.
У меня, правда, сложилось собственное мнение на этот счет, но я не спешил его афишировать. Ну никак не впечатлили меня действия так называемого короля-победителя на грушовском поле. Словно технически ограниченный боксер-нокаутер, не мудрствуя лукаво, он пытался решить исход боя несколькими мощными ударами. При этом Янош излишне полагался на несокрушимость своей пехоты и пробивную мощь тяжелой кавалерии и совершенно не считался с возможными потерями. Стоит ли говорить про недооценку противника и пренебрежительное отношение к артиллерии, в которой мы имели почти двойное превосходство? Одним словом, король Улории действовал нахраписто, решительно, но чересчур прямолинейно. Потому-то я и не склонен был переоценивать ни полководческий дар Федора, ни свой вклад в победу. Будь моя воля, по-другому бы действовала таридийская армия, по полной программе используя преимущества нашей артиллерии. Впрочем, все мы крепки задним умом – перед битвой я лишь молча смотрел на приготовления царевича Федора, пытаясь ухватить смысл подобной расстановки и не имея ни малейшего представления, как будет происходить столкновение двух огромных по численности армейских масс. Все-таки опыт – великая вещь, а имевшаяся за моими плечами победная тимландская кампания по масштабу была никак несопоставима с Грушовской битвой.
Ну, да ничего, бесценный опыт я получил, сумел внести ощутимый вклад в победу и, самое главное, остался жив и почти невредим. Теперь у нас будет время осмыслить всё произошедшее, обсудить, сделать выводы. Ох, чувствую, много придется общаться с оружейниками! Еще не знаю как, но я все соки из них выжму, чтобы добиться качественного скачка в нашем вооружении. Пусть в прежней жизни я не был ни инженером, ни изобретателем, ни военным, но я, по крайней мере, знаю, в какую сторону двинулось развитие огнестрельного оружия. А это уже немало. Даст бог, натерпятся еще от нас враги Таридийского царства!
Однако не зря говорят: «хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Так вышло. Я вместе с нашей дружной компанией упивался победой: мы гарцевали на лошадях вдоль общего строя армии под громогласное «ура!», устраивали общевойсковой праздник, пировали со своими и пленными улорийскими офицерами. Наконец, мы рассуждали о дальнейших действиях. Янош Первый был разбит, его армия фактически уничтожена, Корбинский край лежал у наших ног. Все сходились на мнении, что более благоприятного случая вернуть эти земли в состав Таридии трудно представить. И царевич Федор отдал приказ армии готовиться к выступлению на Корбин, а сами мы с обоими наследниками престола и Григорянским решили воспользоваться возможностью перед новым походом побывать в столице. Кто-то жаждал получить свою минуту славы, кто-то просто хотел повидаться с близкими. Именно в дороге меня и настиг очередной удар судьбы.
Я долго не мог уснуть в эту ночь, в голову лезли всякие глупые мысли, никак не удавалось отключиться и найти удобное положение для тела. Плотные занавески ограждали комнату от яркого света полной луны, и на постоялом дворе давно уж воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерно похрапывающим у противоположной стены Игнатом, а я всё ворочался в постели. Лишь далеко за полночь удалось-таки забыться коротким беспокойным сном с сумбурными сновидениями, которые на утро невозможно вспомнить. Разбудил меня шум прибытия новых постояльцев. Как-то чересчур громко захлопали двери, на лестнице и в коридоре раздался топот множества ног, тут и там слышались чьи-то возбужденные голоса. В крайнем раздражении приоткрыв глаза, я заметил, как безмолвной тенью выскользнул из комнаты Игнат – а я и не заметил, когда он перестал храпеть.
Подождав минуту-другую, я вновь уронил голову на подушку и тут же провалился в сон. Мы путешествовали с вполне достаточным эскортом, чтобы переживать за свою безопасность. Да и верный Игнат сумел бы предупредить в случае тревоги, так что я не придал происходящему на постоялом дворе особого значения – мало ли кого еще ночь застала в дороге.
Не знаю, сколько времени мне удалось проспать на этот раз, по моим ощущениям – так минуты две всего, как я был разбужен своим денщиком, активно трясшим меня за плечо.
– Михаил Васильевич, ваша сиятельство, проснитесь, беда!
– Чего тебе, Игнат? – пробормотал я сонно.
– Наталью Павловну похитили!
Вот тут уж весь сон с меня как рукой сняло! В мгновение ока я оказался на ногах посреди комнаты, да еще изловчился вытащить шпагу из висевших на спинке кровати ножен.
– Миша, успокойся! – раздался от порога голос старшего царевича. – Нужно всё обдумать на холодную голову!
– Что случилось? – с трудом выдавил я из себя, возвращая шпагу в ножны.
А случилось ни много ни мало нападение на эскорт царевны Софьи! Дело было примерно так. Переполняемые желанием скорее увидеть новоиспеченных победителей Улории, царевна Софья со старшей дочерью, графиня Ружина и наставница детей царевича баронесса Энхвальд выехали нам навстречу, но к вечеру первого же дня пути попали в засаду. В ожесточенном, но скоротечном бою все тридцать человек охраны оказались перебиты троекратно превосходящими силами противника, после чего царевну с ребенком бесцеремонно высадили из кареты, а Наталью с баронессой увезли в неизвестном направлении. София Александровна два часа шла в сгущающихся сумерках в поисках ближайшего жилья, но место для засады было выбрано чрезвычайно удачно, и брести бы супруге наследника престола еще столько же, кабы не случайный всадник. Он помог царевне с ребенком добраться до постоялого двора и поднял тревогу. Курьеры помчались и в столицу, и в ближайшие населенные пункты. Уже рано утром местные дворяне организовали погоню за разбойниками, которых София Александровна, несмотря на маскарад и намеренное немногословие, уверенно называла улорийцами.
