– Это сеньоры Лары, – сказала она. – Спрятала зачем-то. Но вы же так сердились…
– Иди уже! – бросил я и поставил шкатулку на стол.
Я почему-то боялся открывать ее, воспоминания нахлынули, сердце сжалось от вернувшейся боли.
Сарита глянула на меня, тихо попрощалась и покинула комнату. Я сел на диван, сжав виски ладонями. Любовь на миг вернулась и горячей волной пробежала по моему телу, вызвав непрошеные слезы. Я посидел какое-то время, пытаясь успокоиться, затем открыл шкатулку. Там лежала золотистая прядь волос, перетянутая алой ленточкой. Под ней листочек бумаги, на котором было лишь: «Не забывай». И я вдруг улыбнулся и ощутил облегчение. Это было так в духе Лары. Я водрузил шкатулку на письменный стол, но вид пусть и маленького, но гроба с искусственными могильными цветами вызвал приступ тоски. И я убрал подарок Лары в коробку и спрятал в шкаф на нижнюю полку.
К вечеру следующего дня я был в Ростове-на-Дону. Но мое настроение после находки шкатулки оставалось каким-то странно грустным, и даже встреча с родными не изменила его. Мама сразу решила увезти меня на хутор, и я с удовольствием поехал с ней. Стояла жара, хотелось свежего воздуха, прохлады от речной воды. И уже через сутки я пришел в себя, непонятная печаль ушла, я был готов вновь наслаждаться жизнью. Я общался с мамой и сестрами, много гулял, проводил время у реки, плавал, играл в пляжный волейбол и даже знакомился с девушками. Но постоянно думал о Ларе. Все напоминало о ней, о нашей первой встрече. Я уже не злился на нее, не осуждал за наш неудавшийся брак, но о ее «предательстве» забыть не мог. И в конце концов набрал ее номер. Зачем я это сделал? Сам не знаю. Ведь я все еще не простил ее, убийство нашего ребенка было для меня преступлением, поведение моей бывшей жены не имело никакого оправдания.
Трубку вновь взял Анатолий Степанович, и от этого дежавю затряслись руки. Я чуть не выронил смартфон. Волнение охватило с такой силой, что потемнело в глазах.
– Это Диего, – с трудом преодолевая дрожь, сказал я. – А Лара где?
– Диего? Ты? – спросил он и заплакал. – Уже знаешь?
Я опешил от странной фразы. Сердце билось быстро и больно ударяло меня изнутри, словно тяжелый колокол двигался в моем обмякшем теле. В горле пересохло, говорить я пока не мог.
– Умерла три дня назад наша девочка… – услышал я сквозь всхлипывания.
«Святая Дева Мария! – заметались мысли. – Как раз в тот день, когда нашлась ее шкатулка-гробик. Неужели таким способом она дала знать? Это было послание мне… мистический знак».
И я разрыдался. После паузы услышал голос Анатолия Степановича. Он сообщил, что по желанию дочери ее тело кремируют.
– Ларочка оставила письмо для тебя, – глухо проговорил он. – Велела отдать, но если только ты попытаешься найти ее. Могу передать с верным человеком.
– Но я два дня назад прилетел в Ростов, – сказал я. – Сейчас у мамы на хуторе…
– Ты здесь… Почувствовал… Завтра утром сожгут, – еле слышно произнес он. – Можешь поприсутствовать, если хочешь. Лара была бы довольна.
– Это будет тяжело для меня, – признался я.
– Значит, ты не забыл мою дочь… – сделал вывод Анатолий Степанович.
– Лару трудно забыть, – ответил я.
– Тогда приезжай на набережную к двум часам дня, – после паузы предложил он. – Я буду у реки, если спуститься из Детского парка… так Ларочка просила.
– Я понимаю, где это, – с тоской проговорил я, тут же вспомнив нашу встречу в этом парке и дальнейшую прогулку.
– Отдам письмо, – сказал он и положил трубку.
Я пришел на место в половине второго, Анатолий Степанович уже стоял на набережной, облокотившись на парапет и глядя на воду. У его ног лежал пакет. Я приблизился, пытаясь проглотить ком в горле, но мне это никак не удавалось.
– Здравствуйте, – хрипло произнес я.
Слезы все же хлынули, но я не вытирал их.
Анатолий Степанович резко обернулся, я с трудом узнал его. Мужчина сильно постарел и осунулся, но это было неудивительно в такой ситуации. Я выразил соболезнование, с трудом подбирая слова. Он молча кивнул и опустил голову.
– Но что произошло? – после паузы, когда немного успокоился, все же спросил я. – Ничего не знаю, с Ларой все эти годы не общался…
– Она страдала из-за этого, – еле слышно сказал Анатолий Степанович. – Ни в чем-то моя девочка не виновата.
Но у меня было другое мнение, воспоминания вызвали очередной приступ боли. Я по природе не мазохист, но правду узнать было необходимо, иначе как жить дальше. И я повторил вопрос:
– Что произошло?
– Что должно было, – непонятно для меня ответил он.
– Авария? – нервно предположил я. – Лара всегда гоняла как сумасшедшая. Я должен знать, как она погибла. Она была наверняка пья…
Анатолий Степанович глянул на меня тоскливо и привалился к парапету, словно полностью обессилел. Я осекся на полуслове. Пауза получилась тяжелой, и я минут через десять неловко предложил посидеть где-нибудь в кафе, выпить вместе, помянуть. Но он лишь отрицательно покачал головой и сказал, что у нас есть еще неоконченное дело на этой набережной. Я не понимал его и не знал, что сказать. Мы постояли еще какое-то время, в полном молчании глядя на воду.
– Лара не мучилась, – монотонно начал он наконец, нарушив паузу, – она умерла мгновенно… как и все женщины этого рода. Линда как-то рассказала, что в давние времена кузен и кузина поженились, несмотря на строжайший запрет католиков на брак между такими близкими родственниками. У них родилась дочка с генетическим отклонением. Точно никто не знает, как все происходит, но в какой-то момент кровь густеет и активно образует тромбы. И передается это по женской линии. Сыновья этого рода все дожили до старости, а вот женщины умирали в молодом возрасте. Это все, что я знаю. И поэтому я был против того, чтобы Ларочка выходила замуж, связывала себя какими-то обязательствами. Невыносимо больно терять того, кого ты любишь. Но… эх, что тут говорить! – вскрикнул он в отчаянии и вновь расплакался.
Я был потрясен открывшейся правдой. Обняв Анатолия Степановича, начал говорить слова утешения. Он вытер глаза, вынул из пакета письмо и протянул его мне. Я вздрогнул, холодок побежал по спине. Взяв конверт, хотел спрятать его в карман тенниски и немедленно уйти, чтобы уединиться и прочитать послание Лары. Но Анатолий Степанович попросил остаться. Тогда я отошел в тень ближайших деревьев и раскрыл конверт.
«Любимый мой Ди!
Если ты читаешь письмо, то меня уже нет. И это мои последние слова тебе.
Прости меня! За то, что позволила развиваться нашему роману, за то, что вышла за тебя замуж, за то, что так мучила тебя. А ведь я люблю тебя больше всего на свете и знаю, что мое чувство никуда не пропадет после того, как исчезнет мое тело, ведь душа всегда жива, она помнит и любит даже на небесах.
