– Понятно. Сейчас дружина отдыхает, на заходе солнца уходит.
– Это как сам решишь.
– Уже решил.
– Трапезы как обычно, князь?
– Да.
Тяжело вздохнув, Савельев вышел из залы к своим ратникам. Те с немым вопросом смотрели на своего воеводу.
То, что он сообщил, глубоко поразило всех.
Воины, прошедшие огни и воды, стояли молча, понурив головы, не говоря ни слова.
Савельев приказал:
– Сейчас молитва и трапеза, затем отдых. После вечерней молитвы в храме и вечерней трапезы выходим. Идем на Москву по велению царя.
И только Бессонов подал голос:
– Нас сам Иван Васильевич вызывал?
– Да.
– Значит, дело предстоит вельми серьезное и – по смерти царевича.
Савельев посмотрел на Бессонова.
– Пошто так мыслишь?
– Так то ясно. Хотя… может быть и по-другому.
– Вот именно. Сбор здесь сразу же после вечерней молитвы. Гордей, – обратился князь к Бессонову, – распорядись, чтобы возницы готовы были, ну а я обговорю с воеводою выдачу запасов провизии и всего необходимого для похода.
Ратники разошлись.
Савельев, помолившись, лег спать.
Вечером, когда солнце скрылось за городьбой, дружина князя Савельева вышла из Калуги и направилась к Москве. Возвращались быстрее. Дмитрия все время мучили мысли, для чего его дружина понадобились царю. И все больше приходил к выводу, что Бессонов прав и вызов срочный связан со смертью царевича. Но как? На это ответа не было.
Чрез три дня под вечернюю зарю отряд прибыл в Москву.
Савельев приказал ратникам и обозным:
– Сейчас по домам, но быть в готовности к походу. Обозным лошадей и телеги поставить в своих дворах и тако же быть дома. Коли не придется выходить из Москвы, сообщу Бессонову, он передаст всем. Я к князю Крылову.
Ратники подались до дому, Дмитрий приехал к подворью Крылова. Стража узнала его и немедля пропустила.
Крылов вышел на нижнее крыльцо.
На этот раз он не улыбался, был мрачен.
– Доброго вечера, Дмитрий Владимирович, – сказал он Савельеву, – извиняй, что встречаю безрадостно, потому как радости никакой нет. Беда у нас, Дмитрий.
– Доброго вечера, Юрий Павлович, да, беда большая и извиняться не надо.
– Пойдем в горницу.
Они поднялись на второй этаж, прошли в светлую горницу, сели на стулья.
Крылов взглянул на Дмитрия:
– Не спрашиваю, что делал в землях калужских, то мне известно, и за то благодарность тебе великая. Мыслю, и государь отблагодарит.
– Даже сейчас? В таком-то состоянии?
Крылов вздохнул:
– Да, состояние царя словами не передать. А боле царицы Анастасии. Слегла она, пред тем… но об этом тебе сам Иван Васильевич расскажет.
– Когда я встречусь с ним?
– Повеление его таково, как возвернешься, если не ночью глубокой, то сразу явиться к нему.
– Тебя это тоже касается?
– Да. Он же ведает, что поначалу ты придешь ко мне.
– Понятно. Тогда пойдем в Кремль?
– Я только переоденусь. Это недолго.
– Подожду.
Князь Крылов переоделся в траурные одежды.
Завидев его таким, Савельев сказал:
– Надо бы и мне.
– Ты с дороги, государь поймет. Пошли.
Они спустились по лестнице, Крылову подвели коня. Выехали через ворота на набережную, там к скрытой в земле арке.
В подземный ход стража пропустила без вопросов.
Дмитрий спросил:
– А пошто тайным ходом?
– Это тако же повеление государя.
Князь кивнул. Оставили страже коней.
Через подземный ход, где находился колодец на случай осады, вошли в Тайницкую башню Кремля, из нее прошли к потайному ходу в Великокняжеский дворец. Стража, заметив их, отворачивалась, будто и нет никого. Предупреждены стражники государевы.
Иван Васильевич сидел на малом троне, копии царского трона, в палате, похожей на келью, где он принимал тайных посланников и ближайших вельмож. Сидел, облокотившись на подлокотники, в простой одеже. Усталый, сумрачный.
– Дозволь, государь? – спросил Крылов, выйдя в палату из узкого коридора.
– А, Юрий Петрович…
– И князь Савельев.
Царь оживился:
– Прибыл Дмитрий?
– Да, он со мной.
– Входите.
Вельможи вошли. Царь встал, качнулся, а может, то показалось, подошел к Савельеву.
– Наслышан о подвигах твоей дружины в Калуге. Благодарствую, князь, и награждаю.
Царь достал мошну.
– Здесь сто рублев тебе и двести ратникам, раздели по совести, хотя всем бы, я не имею в виду ближних людей и Юрия Петровича в первую голову, твою честность и преданность.
– Благодарю, государь, позволь выразить свои соболезнования…
Иван Грозный махнул рукой, сел на трон, указал на скамью у стены, укрытой ковром.
– Садитесь.
Он бросил взгляд на Крылова:
– У тебя, Юрий Петрович, все готово?
– Да, государь. С кем треба связался, договорился. Примут гостей как надо.
– Хорошо.
Царь повернулся к Савельеву:
– Выслушай, князь, печальный рассказ о том, как злодеи лишили жизни моего сына, царевича Димитрия, наследника престола русского.
– А надо ли, государь, теребить раны?
– Они уже никогда не заживут, а послушать треба даже для того, чтобы уразуметь, как выполнить задание, что получишь от меня ныне же.
– Слушаюсь, государь.
Неожиданно открылась потайная дверь справа.
Кто ее открыл, князья не видели, услышали бабий голос:
– Иван Васильевич, лебедушка наша, Анастасия, опосля дохтора уснула.
– То добре, смотреть за ней и быть в опочивальне постоянно. То же касается и доктора.
– Да, государь.
Дверь закрылась.
Иван Васильевич только вздохнул:
– Уснула Настенька. Но – к делу. Я говорил тебе, Дмитрий, отправляя в Калугу, что собираюсь ехать с семьей в Кириллов монастырь.
– Да, государь, было такое.
– Не прерывай! – строго воскликнул царь. И тут же сменил тон: – Не держи обиду, князь, разумеешь, отчего груб невольно.
