Савельев передал жене мошну.
– Там сто рублев. Другая мошна – плата ратникам.
– Сто рублев? Такие деньги захочешь, не потратишь.
– Подумай.
Ульяна присела рядом с Савельевым.
– Скажи, Дмитрий, а ты можешь уйти со службы?
– Пошто спрашиваешь, Ульяна?
– Есть же у нас вотчина, деревушка рядом с рекой. Жили бы то на Москве, то в деревне. И дитятке было бы хорошо.
– Нет, Ульяна, я не могу уйти со службы государю, потому как клятву на верность Ивану Васильевичу дал. Ты же не хочешь, чтобы твоего мужа считали клятвоотступником?
– Я хочу спокойно жить, Дмитрий. Ты, я, дитя, потом еще ребятенок, желаю, чтобы много детей у нас было и оттого в доме светло и радостно.
Савельев повторил:
– Я не уйду со службы, Ульяна. То не мысли даже упоминать. А коли не желаешь так жить…
Ульяна закрыла его рот ладошкой.
– Не говори боле ничего. Ты служишь, я жду тебя. Давай договоримся, что я ничего об уходе со службы не говорила, добре?
– А ты разве что-то говорила о моей службе?
Ульяна рассмеялась:
– Нет. Как же я тебя люблю, Дмитрий.
– Не потому ли, что я такой, как есть?
– Человека, Дмитрий, любят не за что-то, а просто любят. Потому как любовь в сердце, в душе, а та связана с Богом.
Появилась Авдотья:
– Извиняйте, хозяева, вода горячая в мыльне. Там же все для купания, рушник новый, вчерась тока вышивать закончила.
– Хорошо, Авдотья. И чего поднял тебя Семен, сами бы и управились с Прошкой.
– Так я бы ему такое устроила утром, коли не разбудил бы и не поведал, что князь вернулся, что он надолго запомнил бы.
– Ступайте с Семеном домой. Трапезничать я не буду. Ворота закроет Проша. А завтра приходите попозже, после утренней молитвы.
– Но надо утреннюю трапезу готовить?
– Позже и потрапезничаем!
– Как скажешь, князь.
Служанка улыбнулась, словно узнала что-то тайное, и вышла из горницы. Савельев же, забрав чистое белье, спустился в мыльню. Ульяна разложила постель на двоих, для чего пришлось звать Прошу сдвигать лавки.
Наконец все стихло. Вернулся князь. Сбросил нижнюю одежу и лег рядом с Ульяной, крепко, но осторожно, дабы не задеть живот, обняв ее.
Проснулись, как и задумывали, позднее обычного. И немудрено, миловались чуть ли не до утренней зари. Помолившись, потрапезничали.
Савельев оделся в обычную одежу, сказал жене:
– Мне, Ульяна, надо до товарищей доехать, поведать, о чем царь говорил, и велеть, чтобы готовились к походу.
– А мне с тобой нельзя? – спросила Ульяна.
– Ни к чему, родная, да и неинтересно то. Ты соберись, как возвернусь, на торговые ряды пойдем, посмотрим украшения у иноземных купцов.
– Да ты и так уже задарил меня.
– Мне это приятно. А тебе разве нет?
– Приятно, но все же разбрасываться вот так деньгами не след. У меня и по хозяйству расходов хватает.
Савельев обнял супругу.
– Хозяюшка ты моя. Ну тогда посмотрим люльку для ребятеночка, одежонку для него.
– Ой, Дмитрий, негоже так. Покупать вещи для ребенка до его рождения очень плохая примета, и потом, даже если не было бы приметой, то для кого вещи покупать, для мальчика али для девочки? Они разные.
– Что, и пеленки разные?
– Нет, пеленки одинаковые, я о вещах, которыми потом пользуются. То же касаемо игрушек. Ничего нельзя покупать или брать у кого-нибудь.
– Ну, если плохая примета, то купим что-нибудь другое.
– А может, просто прогуляемся по Москве? Посидим у прудов, посмотрим на лебедей.
– Все, что хочешь, а покуда поехал я, родная.
Савельев вышел во двор. Авдотья мыла котлы, выложила на стол продукты для приготовления обеденной трапезы.
Семен зашивал рубаху.
Савельев спросил:
– Пошто старое латаешь, Семен? Али не можешь новое купить?
– Да я Прошке рубаху чиню. Новая-то рубаха, а пошел в конюшню, да задел за скобу, порвал малость. Выкидывать жалко, новая же, залатаю, и видно не будет.
– Купи ему еще одну.
– Да у Прошки одежи больше, чем у меня.
– Так растет он. Сегодня куплено, завтра малым становится.
– Это так. А ты, никак, собрался куда-то, Дмитрий Владимирович?
– Да тут рядом.
– Велеть Прохору коня вывести?
– Не надо. Пешком пройдусь. День ныне теплый, солнечный.
– Лето никак. Благо еще не зной, не засуха, дождичек когда идет, а то и ливень.
– Зной позже будет.
– Кто знает, Дмитрий Владимирович, в прошлом году, почитай, все лето дожди шли, а ребятня купалась в реке в редкие дни.
– Ну и ладно. А рубаху Прошке купи, на это тебе на вот рубль.
Савельев дал ключнику деньги.
Габра изумился:
– Да куда столько, князь, на такие деньги корову купить можно. А уж рубах-то с дюжину, хорошие рубахи ныне по десять копеек.
– Не жалей. Себе и Авдотье что-нибудь прикупишь.
– Спасибочки, князь. Уважил так уважил.
– Пустое.
– Когда ждать-то? Когда обеденную трапезу Авдотье подавать?
– Как всегда. До того вернусь.
– Добро. Счастливого пути.
Савельев усмехнулся. При виде денег совсем растерялся ключник.
Князь прошелся по улице до подворья Бессонова. Встретил его сын Влас, самый молодой ратник дружины:
– Долгих лет, Дмитрий Владимирович, тока вчерась возвернулись, а ты уже к нам. В гости али как?
– Долгих лет, Влас, в гости я бы с женой пришел. Отец дома?
– Дома, где же ему быть? Позади сада вон городьба завалилась, собирались поправить.
– Ты позови его, Влас.
– Я мигом.
Вскоре объявился Бессонов‐старший:
– Доброго здравия, князь, что случилось?
– Доброго, Гордей. Присесть бы где?
– Пойдем в дом.
– Не-е, там душно, хотя погода хорошая, лучше на улице.
– Тогда вон на лавку или в сад?
– Пойдем, пройдемся.
За домом посмотрели городьбу. Влас преувеличил, ограда не завалилась, а в некоторых местах прогнулась, работы до полудня, не боле.
