– Это мы сейчас.
Дмитрий вышел на верхнее крыльцо.
Мимо пробежала по ступеням Авдотья. Скоро вернулась, неся необходимое.
Через какое-то время Авдотья позвала Савельева:
– Князь, зайди.
Дмитрий вошел в горницу.
Ульяна лежала на постели, бледность сошла, выступил румянец, пальцы больше не дрожали. Она попыталась улыбнуться, получилось вымученно. Знахарка разложила на столе какую-то высушенную траву. Объясняла Авдотье, что с ней делать.
Савельев присел на край лавки.
– Полегче стало, Ульяна?
– Да.
– Что же было?
– То знахарка скажет. Но ничего страшного. Отныне мне не все можно есть.
– Это из-за твоего положения?
– Да.
Знахарка вмешалась в разговор супругов:
– Значит, так, я сказала стряпухе вашей, что княгиня может потреблять в еде, сколько и когда. Оставила травы, из которых надобно сделать отвар, охладить его в погребе, а потом давать, когда опять станет худо. Но так должно быть. Ничего страшного, коли и проблюется, лишь бы живот не напрягала. Ну а совсем худо будет, зовите.
Савельев сунул знахарке пятак.
Та довольная ушла.
Дмитрий спросил служанку:
– Авдотья, ты все поняла?
– Поняла, да и сама знала, что такое носить плод, а вот травы? Сделаю отвар, недолго.
– Сделай.
Ульяна поднялась, присела.
Савельев всполошился:
– Лежи, родная, не след тебе сейчас вставать.
– Я попробовала, не будет ли худо, как подымусь. Нет, ничего.
– Ну и добре, лежи. Я пройдусь по подворью и приду.
– Если тебя к государю не позовут.
– О том ты первая узнаешь.
– От этого совсем не легче.
– Мы уже говорили об этом, родная.
– Не понравилось, – неожиданно сказала Ульяна.
Савельев и Авдотья не поняли.
– Что ты сказала? – спросил Дмитрий.
Ульяна улыбнулась:
– Ребятеночку не понравилась водица с солью. Возмущается, бьет ножкой. До того спокоен был, даже когда я встать не могла.
– А… – проговорила Авдотья, – дите оно и в утробе все чувствует.
Постепенно прошел день, вечером молились в горнице у иконостаса. Трапезничали в столовой. Для Ульяны Авдотья приготовила отдельное кушанье. Выставила чашу отвара.
На что та сказала:
– Бабка Дарина молвила, пить отвар, когда худо станет.
– Не помешает, княгиня.
Ульяна не стала. Легла спать.
Так же спокойно прошел и следующий день. Дмитрий находился возле Ульяны. После обеда решил сам проверить готовность ратников. Дождавшись, когда Ульяна ляжет спать, предупредив Семена, выехал с подворья.
Ратники оказались на местах, готовились отойти к послеобеденному сну, однако готовые в любой момент взять оружие, вскочить на коней и ехать, куда укажет воевода.
Один только Горбун сидел на скамейке возле своего дома. Лицо расцарапано, но сам довольный, как кот, добравшийся до крынки со сметаной.
– Доброго дня, Осип!
Горбун встрепенулся:
– Князь? Я и не слышал, как ты подъехал, а что, ворота открыты?
– Ты не знаешь, что у тебя на подворье делается?
– А что такое?
Горбун осмотрелся.
– Вроде все как было. А ворота чертенок Мишка, наверное, забыл закрыть или не смог, тяжел для него запор, а я и забыл. Но ты проходи, Дмитрий Владимирович, присядь, дороже гостя у меня быть не может. Я щас стряпухе своей накажу подать меду. У меня отменный мед, а еще есть хлебное вино.
– Обойдемся без водки. А что это у тебя лицо расцарапано?
Горбун засмеялся:
– То, Дмитрий Владимирович, любовь у нас такая с Клавдией. Молвил же, огонь баба и как раз по мне, а я по ней. Ночью по приезде миловались до первых петухов. Да так, что соседей разбудили. Кричала Клавдия сильно, а раз вцепилась мне в морду. Но это что, на спине такие царапины, будто меня собаки рвали. Ох и лютая до любви баба!
Рассмеялся и Савельев:
– Гляди, Осип, как бы невзначай не удавила она тебя.
– Куда бабе-то, Дмитрий Владимирович?
– Она-то как?
– Ну, если не считать синяков на… в общем, на ляжках, то ничего. Торгует рыбой своей.
– Готов к походу?
– А как же? Что, прямо щас выходим?
– Нет. О том скажу, когда время подойдет. Пока отдыхай, да полегче с любовью-то своей. Жалко будет лишиться такого ратника, как ты.
– Не беспокойся, Дмитрий Владимирович, ничего худого не будет. Я вот думаю свататься к Клавдии.
– У нее на Москве родители?
– Не-е, одна. На ней и женюсь. По осени, как принято. И привезу сюда, в свой дом. Погуляем на свадьбе на славу! Устрою такой пир, какой Москва еще не видывала.
– И зачем?
– А чтобы помнили люди, как гулял Осип Горбун, государевой особой дружины ратник.
– Ну это дело твое, поехал я.
– Остальные спят, поди.
– Я уже был у них, к тебе последнему заехал.
– А пошто ко мне последнему?
– А по то, что твой дом дальше всех от меня.
– А… То верно. Я провожу.
– Куда, Осип? Ворота открыты, конь рядом. Бывай, не скучай.
– Клавка придет, не до скуки будет.
– Ну хоть нашел то, что желал.
– Это так!
– До встречи!
Савельев выехал с подворья Горбуна и отправился к себе.
А вечером явился гонец от князя Крылова.
Савельевы только вернулись из церкви, потрапезничали, как в горницу заглянул Прошка. Уже в другой новой рубахе. Не поскупился Семен на одежу для отрока.
– Дозволь, князь?
– Чего тебе, Проша?
– Там всадник. Молвит, от князя Крылова. Я сказал, ждать, а сам – бегом сюда.
– Передай, иду!
– Слушаюсь.
Отрок слетел со ступеней словно с горки, приноровился.
Дмитрий вышел во двор, подошел к воротам, открыл калитку. На улице – уже знакомый ратник.
– Приветствую, воин!
– И тебе здрав будь, Дмитрий Владимирович. Князь Юрий Петрович просил прибыть к нему.
– Когда?
