Бородинский добавил:
– Заметна и твоя сабля в дорогих ножнах.
– Я заменю ее на обычную.
– Добро, с Петькой погутарю, коня и одежу получишь. Когда собираешься ехать?
– Завтра после утренней трапезы и тронемся. До обеда, даст Бог, доедем.
– Раньше доедете. Чего тут ехать? Пять верст. Да, коли надумаешь остаться в городе, то не след тебе, ближнему к царю вельможе, ночевать в избенке бывшего холопа. Спроси у Петра, где подворье боярина Андрея Михайловича Воронцова, и езжай к нему. Скажешь, от меня, либо представишь царскую грамоту. Он тоже может быть полезен в поисках собаки Ростова.
– Поглядим.
Переговорив с хозяином усадьбы, Савельев направился в гостевой двор, где разместились его ратники. Встретил воеводу Бессонов, поведал, что ратники помылись вчера в бане, поели от пуза и отдохнули. Из двора на улицу не выходят, всего хватает с избытком. Гордей сам ходит смотреть коней и телеги.
Савельев отвел его в сторону.
– Я завтра с утра вместе со стражником местным еду в Псков.
Бессонов удивился:
– Пошто со стражником-то? А мы на что?
Дмитрий улыбнулся:
– Скажи, Гордей, у кого из наших есть близкий родственник работника одного из купцов?
– Таких у нас нету.
– Вот. А у стражника есть.
– А пошто тебе купец?
– По то, что он связан с Ростовым. Тот иногда наведывается в город. И останавливается у этого купца, хотя имеет собственное подворье.
– Чует пес, что могут за хвост взять да на плаху бросить.
– Может, и так. Остерегается. Разумеет, коли царь прознает про его участие в убийстве царевича, смерть его будет лютой.
– От дружины что треба, Дмитрий Владимирович?
– Ничего покуда. Единственно, быть в готовности в любой момент уйти во Псков, а может, и далее.
– Понял, в том не сомневайся. Стоит дать команду, и дружина вмиг окажется, где скажешь.
– Ведаю.
Бессонов замялся.
Савельев просто спросил:
– Что еще?
– Да Горбун и Дрога просились выйти на село.
– Зачем? Чего им там делать?
– Прогуляться, тошно им, видишь ли, на дворе.
– Никаких выходов. Знаю я эти прогулки. По бабам захотели пройтись, узнали про вдов местных?
– То не ведаю, но Горбун вроде как привязался к московской торговке, и у Тараса есть баба на Москве.
– Никому со двора ни ногой. Скажи, мое, дескать, повеление.
– Да, князь.
– И смотри, Гордей, я могу вернуться быстро, а могу и вызвать дружину. Так что быть в готовности.
– Князь, не след повторять одно и то же. Сам ведаешь, дружина завсегда готова.
– Ладно, отдыхайте.
Савельев прошел в дом. Трапезничал вместе с Бородинским. Служка показал ему коня. Вечером Дмитрий объездил его, конь должен привыкнуть к новому всаднику, заменил саблю. Одежу простую в опочивальню принесла Марфа. Положила на скамью, взглянула на князя. В глазах шаловливый огонек.
– Иди, иди, Марфа.
Огонь в глазах потух. Бабенка, махнув подолами, ушла к себе.
Этот день подошел к концу. Что готовит новый, не знал никто, кроме Господа Бога.
Глава седьмая
До Пскова князь Савельев и стражник Раков доехали быстро. В это время город жил кипучей жизнью. На торге много купцов, разного товара. Люди снуют по улицам, в проулках прямо посредине в пыли играют в тряпичные куклы дети малые.
Остановились у церкви Козьмы и Дамиана. Раков сказал:
– Дальше я сам, ты, князь, жди тут. Встань где-нибудь у городьбы, где кустов поболе, да коня держи. Я найду Фому, обговорю с ним встречу, вернусь, поведаю, что узнал.
– Добро.
Раков повел коня по улице. Савельев спешился. Слева высокая городьба, за ней крыша добротного дома, перед ней кусты густой акации. Сделал вид, что проверяет подковы.
Раков вернулся так скоро, что Савельев и не ожидал.
– Ну что? – спросил Дмитрий.
– В полдень Фома будет ждать нас в своей хате.
– Быстро ты с ним договорился.
– Сказал, что ты от князя Бородинского, он и согласился тут же. Вельми благодарен он Борису Петровичу за милость. Кабы не он, не видать Фоме воли, не жить семейно.
Савельев проговорил:
– Да, о жене его, как ее зовут?
– Марья.
– О Марье. Она не помешает? Хата у Пагуты, как я понимаю, небольшая?
– Да откель взяться большой-то? Но еще построится. Главное, земля есть, и рядом, между прочим, с подворьем купца Акулина. Одна ограда разделяет их. А Марья? Марья весь день на подворье купца, она же стряпуха. Значит, с утренней трапезой, пора готовить полуденную, потом вечернюю. Вечером приходит домой и валится с ног. Так что в полдень ее в хате не будет.
– Добро. До полудня по городу шататься станем?
– Не-е, пошто шататься? Фома объяснил, где ключ от замка, пойдем прямо щас к нему на хату.
– Погодь, как ты встретился с ним? Слишком уж быстро все прошло.
– Я подъехал к воротам подворья купца, а возле них как раз Пагута. Только закончил грузить навоз на телегу. То и была его работа, у ворот отдыхал. Меня увидел, обрадовался. Ну а остальное ты ведаешь.
Савельев смотрел на Ракова:
– Молвишь, двор Пагуты разделен одной городьбой с подворьем купца?
– Так! Ограда была до того, как землю взял Фома, ну и пошто еще ставить, коли князь с одной стороны двора загородил.
– Верно. Но нас могут увидеть другие работники купца. И сообщить об этом Акулину. Тот встревожится, устроит Фоме допрос, кто второй гость, откуда, зачем?
Раков улыбнулся:
– Об этом я подумал, князь, посему Пагута сам скажет купцу, что из Авданово приехали стражники боярина Бородинского. Среди них я – родственник Фомы, а другой мой приятель.
– Пошто мы приехали сюда?
И вновь Раков улыбнулся:
– У князя Бородинского в Пскове проживает супруга, Вера Григорьевна. До середины лета живет, пока цветение не закончится. У нее хворь какая-то дивная, худо становится от запаха цветов, особенно яблони, груши, сирени и одуванчика.
– Но этих растений полно и в городе.
– Тут ей доктор заморский, что при воеводе сидит, помогает. В общем, Дмитрий Владимирович, приехали мы узнать, как здоровье Веры Григорьевны, и если она пожелает, то сопроводить ее в Авданово.
