– Покуда твои люди разберутся во дворе, пройдем в дом. Обговорим, чего готовить, цену за провизию и постой. У меня вино хорошее есть, литвинами привезенное, да за постой им рассчитанное. А коли треба баба, то есть на селе одна гулящая. На окраине живет. Тока кликни, прибежит. И ликом красива, и телом статна, одна беда – гулящая. Муж ейный потонул два года назад, а детишек не было. Так ее боярин, что владел селом, поначалу к себе на Москву забрал. А потом вернул. Уж как и что, не ведаю, но стала она гулять вовсю. А мужикам что, мужикам тока давай. Но с тех чего возьмешь. Купец же заплатит. Позвать бабу-то?
– Нет, – ответил Савельев, – не надо. А ты, видать, сам не прочь?
Хозяин усмехнулся:
– А что не помять-то? Мне тоже баба нужна.
– Так ты же женат?
Шатров вздохнул:
– Женат-то женат, да тока увидишь мою жену, поймешь, что спать с ней не можно, даже упившись хмельного вина.
– Хворая? – Дмитрий не стал подавать вида, что знает об уродливости жены Шатрова.
– Хуже. Уродина.
– Уродина? – изобразил удивление князь. – Чего ж тогда женился?
– Э‐э, купец, то долгая история. Одно скажу, не от хвори заразной, от пожара уродство. Может, и поведаю, коли будет время. Так пойдем?
– Пойдем!
Они зашли в горницу. Та оказалась большой, просторной. Посреди стол, вдоль него лавки, лавки же и у стен, по дальней стене деревянная стойка, за ней полки, на которых посада.
Хозяин двора присел на лавку. Савельев устроился напротив.
Пошел торг. Князь убедился, что пастух был прав, Шатров завышал цены безбожно. В другой раз Дмитрий проехал бы мимо, но сейчас ему нужен был пустой постоялый двор. Чем меньше глаз, тем лучше. Договорившись о цене, приступили к заказу блюд вечерней трапезы. И тут Шатров опять поднял цены. Но Савельев не стал торговаться, уступил.
Шатров крикнул в сторону поварской:
– Антонина, Михайло! – Объяснил князю: – Это жена и сын. Михайло помогает матери.
Вошла женщина, от вида которой Дмитрий вздрогнул. Хоть и прятала она под платок и длинные рукава свое уродство, но все же совсем скрыть не могла. И это вызывало отвращение. Дмитрий взял себя в руки. Сделал вид, что ничего не замечает.
Шатров же передал жене исписанный листок, наказал:
– Сготовить быстро. Путники устали. Михайло, во всем помогай матери. Пошли!
Когда они удалились, хозяин спросил:
– Ну что, купец, теперь уразумел, отчего не можно спать с моей бабой?
– Да, изуродовал ее огонь знатно. Но хоть жива осталась.
– Лучше померла бы, – в сердцах бросил Шатров, – у меня была баба из города на примете. И здоровая, и работящая, и ликом, а тако ж и телом привлекательна. Да выжила Антонина. Хотел бросить, отец ее предупредил – убьет, мол, тогда. А он у Антонины еще тот разбойник и бугай. Прибьет, как муху. Вот и маюсь с ней. Добро, хоть жрать готовит отменно. В энтом деле она мастерица.
Савельев спросил:
– А сына чего при себе держишь? Ему сколько?
– Семнадцать годков было.
– В город бы послал, там ремеслу обучился бы, семью завел и жил бы как люди.
– А тут кто работать будет?
– У тебя же два работника.
– Угу, тока название что работнички, все из-под палки делают, а жрут за четверых.
– Ты им платишь?
– А как иначе?
– И не хотят работать?
– Ленивые, сил нет.
– Других найди.
– Э‐э, купец, ты человек торговый, цену копейки знаешь. Хорошим работникам и платить достойно надо. А где взять деньгу, коли самому едва хватает.
Князь понял, что жадность губит торгаша. Но это его дело.
Зашли ратники, расселись по лавкам. Шатров ушел в поварскую, прикрыв за собой дверь.
Савельев сказал:
– Тут переночуем. Места хватит, тепло. Но за конями след смотреть. Хозяина жадность давит. Такой может и на товар, и на коней посягнуть. Не сам, конечно. Чрез кого-нибудь. Может, я ошибаюсь, но смотреть за добром нашим надобно. Да и за подходами ко двору. Местность для нас неизвестная, а лихих людей повсюду хватает.
– Это кто же решится напасть на двор, где полтора десятка ратников? – воскликнул Горбун.
– Я же молвил, – ответил Савельев, – может, и ничего не будет, но смотреть надобно везде. А коли ты голос первым подал, тебе полночи и быть в охране.
– Чего, одному?
– А тебе напарник нужен?
Горбун расправил широкие плечи.
– Нет, князь, мне никто не нужен, коли что, пяток разбойников я и сам прибью, а на остальных позову вон ребят..
– Вот и договорились. Стоишь на посту до полуночи. Потом тебя сменят… – князь посмотрел на ратников, – Бажен Кулик и Лавр Нестеров. До утра. Как продолжим поход, выспитесь в телеге.
– Слушаюсь, князь, – в один голос ответили Кулик и Нестеров.
Лавр добавил:
– Надо только, чтобы Осип разбудил.
Горбун сказал:
– Разбужу, не беспокойся, тока ложитесь у входа, а то я весь отряд перебужу.
– Ладно, возле входа так возле входа.
Жена хозяина двора больше не выходила. Снедь подавал сам Шатров с сыном.
Отужинав, начали располагаться. Стол сдвинули к одной стене, лавки к другой, Михайло принес сена, побросал охапки на дощатый пол. Ратники улеглись.
Савельева Шатров провел мимо поварни в закуток, где было две двери. Одна в гостиную комнату, другая в комнату, где спали отец с сыном. Где ночевала несчастная Антонина, Дмитрий так и не понял.
В комнатенке, где хватило места только для широкой лавки у печной стены да лавки у оконца-бойницы, князь рассчитался с хозяином двора за трапезу. Дал часть денег, оговоренных платой за постой. Сын принес перину, простыни, подушку и легкое одеяло. Все было чистое, не пользованное. Савельев помолился на сон грядущий, в комнате висела икона, разделся и лег в постель. Сразу же вспомнил Ульяну. Как она сейчас на Москве? Спит ли, или его вспоминает? А может, все-таки решила к родичам податься? Под мысли о любимой супруге князь Дмитрий Владимирович Савельев и уснул.
Осип Горбун вышел во двор. На бревне у городьбы сидели работники. Подошел к ним.
– Не спится, бедолаги?
– Чегой-то бедолаги? – подал голос старший, Санька.
– А то, что вид у вас, как у лосей пуганых.
– Ты говори, мужик, да не заговаривайся.
– Ладно, – сдался добродушный по своей натуре, как и все сильные, уверенные в себе люди, Горбун, – не будем собачиться. Как жизнь-то?
