Я взял с собой немного багажа, намереваясь поднять его на борт и под этим предлогом поближе познакомиться с кечем и мистером Холлом, прежде чем доверить им наши жизни. Однако кеч не стоял на якоре, и господин Холл не появлялся некоторое время, так что я уже начал волноваться: не перепутал ли чего в его указаниях. Или вдруг он нарвался либо на судно Его Величества, либо на собрата-бандита, либо на такого же капера.
Я дождался темноты и намеревался возвратиться в нашу гостиницу, когда увидел входящую в гавань небольшую лодку с синим фонарем на корме. Это был сигнал мистера Холла и его кеч, который я помог пришвартовать к набережной. Мистер Холл сказал, что есть новости, и мы отправились в местную таверну, где он сообщил, что днем ранее был в Нью-Берне и там стал свидетелем волнений в городе из-за печально известного нападения на печатника мистера Фрэзера.
Как говорили, печатник Фергус развозил товар и как только спустил с мула корзину, кто-то накинулся на него сзади и набросил ему на голову мешок, а другой человек попытался схватить его за руки, видимо, чтобы связать. Фергус, естественно, сопротивлялся изо всех сил, и, по словам мистера Холла, ему удалось ранить одного из нападавших своим крюком – на земле впоследствии обнаружилась кровь. Раненый с громким воплем упал на спину, изрыгая проклятья (меня заинтересовало содержание этих проклятий, по ним можно было бы узнать, кто нападал, француз или англичанин, но таких подробностей не сообщалось). После чего Кларенс (которого, думаю, вы помните) разволновался и, очевидно, укусил второго нападавшего, поскольку в пылу борьбы тот вместе с Фергусом упал на мула. Второго человека обескуражило такое энергичное вмешательство, но в эту минуту в бой вернулся первый, и Фергус, который по-прежнему ничего не видел из-за мешка на голове и звал на помощь, сцепился с ним, вновь бросившись на него с крюком. По словам мистера Холла, одни очевидцы утверждали, что негодяй сорвал крюк с запястья Фергуса, в то время как другие говорили, что Фергусу удалось снова поразить злодея, но крюк запутался в его одежде и слетел во время драки.
Так или иначе, люди из таверны Томпсона услышали шум драки и выбежали, после чего злодеи скрылись, оставив Фергуса в синяках и в сильном негодовании из-за потери крюка, но в остальном невредимого, за что спасибо Господу Богу и святому Дисмасу (особому покровителю Фергуса).
Я расспросил мистера Холла так подробно, как только мог, но не узнал почти ничего нового. Он сказал, что общественное мнение разделилось: многие говорят, что это была попытка депортации, и в нападении замешаны Сыны Свободы. Однако некоторые из Сынов Свободы упорно отрицали обвинение, утверждая, что это дело рук лоялистов, которых разъярила напечатанная Фергусом особо подстрекательская речь Патрика Генри, и что похищение, несомненно, является прелюдией к смоле и перьям. По-видимому, Фергусу настолько успешно удавалось не принимать чью-либо сторону, что оба противника в равной степени оскорбились и решили от него избавиться.
Конечно, все это вполне возможно. Но, помня о месье Бичеме и его расспросах, я думаю, что более вероятно третье объяснение. Хотя и Фергус отказался разговаривать, для Бичема не составило бы большого труда узнать, что, несмотря на шотландские имя и жену, Фергус – француз. Несомненно, большинство жителей Нью-Берна об этом знают, и кто-нибудь вполне мог рассказать.
Надо признать, что сам я нахожусь в недоумении: почему Бичем решил похитить Фергуса, а не просто прийти и спросить его лично, не является ли Фергус тем самым человеком, которого он, Бичем, разыскивает. Надо полагать, что он не желал причинить Фергусу непосредственного вреда, ибо если бы у него возникло подобное намерение, то было бы достаточно просто организовать убийство: слишком много бродяг с подлым характером шатается сейчас по Колониям.
Это происшествие вызывает тревогу, но я мало что могу поделать в моем теперешнем жалком состоянии. Я послал Фергусу письмо, якобы касающееся печатной работы, в котором сообщил, что оставил у ювелира в Уилмингтоне некоторую сумму, и в случае нужды Фергус может ею воспользоваться. Я обсуждал с ним опасности его нынешнего положения, даже не подозревая в то время, насколько опасным оно может быть на самом деле, и Фергус согласился, что для благополучия семьи есть некоторые преимущества в переезде в город, где общественное мнение в основном совпадает с его собственными убеждениями. Этот последний инцидент, возможно, подтолкнет его к решению, тем более что близость к нам уже не важна».
Джейми пришлось снова остановиться, так как боль распространилась вверх по руке до запястья. Он размял пальцы, подавив стон: жгучая боль словно током пронзала его безымянный палец и отдавалась в предплечье.
Джейми очень беспокоился за Фергуса и его семью. Если Бичем попытался однажды, он попытается снова. Но зачем?
Возможно, того, что Фергус – француз, было недостаточно, чтобы доказать, что он и есть тот самый Клодель Фрэзер, и Бичем намеревался удостовериться в своих догадках тайно и любыми подручными средствами? Может, и так, но тогда это только подтверждает холодную целеустремленность Бичема, которая тревожила Джейми гораздо больше, чем он хотел показать в своем письме.
Впрочем, справедливости ради нужно признать: версия, что нападение совершили из жгучей политической нетерпимости, тоже имела право на существование, и, возможно, даже в большей степени, чем версия о зловещих замыслах месье Бичема, весьма романтичная, но все же чисто гипотетическая.
– Однако я бы не прожил так долго, если бы не чувствовал подвох, когда он есть, – пробормотал Джейми, все еще потирая руку.
– Иисус твою Рузвельт Христос! – воскликнуло его личное корабельное украшение, внезапно возникнув рядом с Джейми. – Твоя рука!
Клэр смотрела на него с тревожным беспокойством.
– Да? – Джейми взглянул на руку, злясь на боль. – А что с ней? Все мои пальцы пока на месте.
– Это лучшее, что можно сказать о ней. Она похожа на гордиев узел.
Клэр опустилась на колени, взяла его руку в свои ладони и стала разминать, что, несомненно, было полезно, но так больно, что у Джейми заслезились глаза. Он закрыл их, медленно дыша сквозь стиснутые зубы.
Клэр отругала его за то, что он так долго писал. Куда торопиться, в конце концов?
– Пройдет много дней, прежде чем мы достигнем Коннектикута, а потом еще несколько месяцев пути в Шотландию. Ты можешь писать по одному предложению в день и процитируешь всю Книгу Псалмов за это время.
– Мне хотелось написать, – ответил он.
Клэр пробурчала себе под нос что-то неодобрительное – можно было расслышать слова «шотландец» и «упрямый», но Джейми предпочел не обращать внимания. Ему было необходимо написать это письмо: мысли прояснились, когда он вывел их черным по белому. И в какой-то степени стало легче, оттого что он выразил их на бумаге, а не оставил тревогу в голове, словно грязь в корнях мангровых зарослей.
И, кроме того, ему не требуется оправдания, думал Джейми, сузив глаза над склоненной головой жены. При виде удаляющихся берегов Северной Каролины его вдруг охватила тоска по дочери и Роджеру Маку и захотелось почувствовать связь с ними, которую давало письмо.
