– Предписание врача, – сказала я тихо, но твердо. – От шока.
Джейми сопротивлялся, пытался поставить бутылку обратно, но я лишь крепче стиснула его руку.
– Знаю, – произнесла я. – Джейми, я все понимаю. Но тебе нельзя сдаваться. Только не сейчас.
Секунду он смотрел на меня, затем кивнул, соглашаясь, что так надо, и его рука расслабилась. Мои собственные пальцы закоченели от воды и холодного воздуха, но все равно были теплее, чем у него. Я взяла в свои ладони его свободную кисть и крепко сжала.
– Знаешь, герой никогда не умирает, и на то есть причина, – заметила я и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. – Когда случается самое худшее, кто-то все равно должен принимать решения. Иди в дом и согрейся. – Я выглянула в ночь, где под лавандовым небом снег кружился дикими вихрями. – А я… я найду Йена.
* * *
Куда же он подевался? Далеко не ушел, погода слишком скверная. Учитывая его состояние, когда они с Джейми вернулись с телом миссис Баг, он мог просто уйти в лес, не разбирая дороги и не думая о том, что ждет его в лесной чаще. Но он взял с собой пса. Как бы ни было тяжело на душе у Йена, он бы никогда не вытащил Ролло в снежную бурю.
А метель поднялась нешуточная, впрочем, как мы и ждали. Я медленно взбиралась по холму к хозяйственным постройкам, прикрывая фонарь полой плаща, когда внезапно подумала, что Арч Баг вполне мог спрятаться в кладовой над ручьем или в коптильне. И… о господи, знает ли он? Я замерла как вкопанная, и густой снег тут же укутал мою голову и плечи, словно вуалью.
Меня так потрясло ночное происшествие, что я даже не задумывалась, известно ли Арчу Багу о смерти его жены. Джейми сказал, что он громко звал Арча, просил его выйти, но тот не ответил. Возможно, заподозрил подвох или просто сбежал, когда увидел Джейми и Йена, предположив, что Мурдину-то они не обидят. Значит…
– Ох, чтоб тебя! – в ужасе прошептала я.
К сожалению, с этим ничего нельзя было поделать. Я надеялась, что смогу помочь хотя бы Йену. Вытерев рукавом лицо и сморгнув с ресниц снежинки, я медленно побрела дальше. Слабый свет фонаря едва пробивался сквозь снежную пелену. Что, если я столкнусь с Арчем? Мои пальцы судорожно сжали ручку фонаря. Придется рассказать ему все, отвести в хижину, чтобы он увидел… О боже. Если я вернусь с ним, то успею ли вытащить миссис Баг из кладовки и привести в пристойный вид, пока Джейми и Йен будут занимать Арча? У меня не было времени, чтобы выдернуть стрелу и уложить тело как подобает. Я вонзила ногти свободной руки в ладонь, пытаясь успокоиться.
– Господи Иисусе, пожалуйста, сделай так, чтобы я его не нашла, – пробормотала я. – Только бы не нашла!
Но ни в кладовой, ни в коптильне, ни в амбаре для кукурузы, слава богу, никого не оказалось, и вряд ли кто-нибудь смог бы укрыться в курятнике, не потревожив кур, а те молчали, мирно уснув под завывания бури. Однако при виде курятника я сразу вспомнила миссис Баг, как она разбрасывала зерно из передника, вполголоса напевая что-то глупым птицам. Она называла всех кур по именам. Мне всегда было чертовски безразлично, едим ли мы на ужин Исабель или Аласдейр, но сейчас при мысли, что больше никто никогда не сможет отличить одну птицу от другой или порадоваться десяти цыплятам, которых высидела Элспет, у меня разрывалось сердце.
В конце концов я нашла Йена в сарае. Темная фигура съежилась на соломе у копыт мула Кларенса, который при моем появлении поднял уши и восторженно заревел, радуясь компании. Козы истерично заблеяли, приняв меня за волка, а лошади изумленно вскинули головы, потом вопросительно захрапели и заржали. Ролло, устроившийся в сене рядом со своим хозяином, коротко и недовольно гавкнул.
– Да тут прям как в чертовом Ноевом ковчеге! – заметила я, стряхивая с плаща снег и вешая фонарь на крюк. – Сюда бы еще пару слонов. Тише, Кларенс!
Йен повернулся ко мне, но, судя по бессмысленному выражению лица, он не понял, что я сказала. Я присела на корточки, коснулась ладонью его щеки, холодной, с пробивающейся щетиной.
– Это не твоя вина, – мягко сказала я.
– Знаю, – ответил он и сглотнул. – Вот только не знаю, как с этим жить.
Он нисколько не драматизировал, в его голосе звучала растерянность. Ролло лизнул руку хозяина, и Йен запустил пальцы в собачью шерсть, словно ища поддержки.
– Что мне теперь делать, тетушка? – Он беспомощно посмотрел на меня. – Ничего, да? Я ведь не могу ничего изменить или повернуть вспять. А я ищу хоть какой-нибудь выход, чтобы все исправить. Но ничего… нет.
Я уселась на сено рядом с ним, обняла за плечи, прижала его голову к себе. Йен нехотя послушался, хотя я чувствовала, как его трясет от усталости и горя, словно он замерз.
– Я любил ее, – еле слышно произнес он. – Она была мне как бабушка. А я…
– Она любила тебя, – прошептала я. – И не стала бы винить.
Я отчаянно цеплялась за собственные чувства, чтобы делать то, что требуется, но сейчас… Йен совершенно прав. Уже ничего нельзя сделать, и от этой полной безысходности по моим щекам потекли слезы. Я не плакала, просто не могла прийти в себя от потрясения, и горе захлестнуло меня. Я больше не могла сдерживаться.
Не знаю, почувствовал ли Йен слезы на своей коже или просто понял, как я скорблю, но внезапно он тоже поддался и заплакал, сотрясаясь от рыданий.
Я всей душой жалела, что он уже не маленький мальчик, тогда бы буря скорби смыла вину, очистила душу и принесла покой. Но Йен давно вырос, и сейчас все не так просто. Мне оставалось только обнять его и ласково гладить по спине, беспомощно всхлипывая. И тут Кларенс предложил свою поддержку: тяжело дыша в голову Йена, он зажевал прядь его волос. Йен отпрянул, шлепнув мула по морде.
– Эй, отстань!
Йен поперхнулся, ошеломленно засмеялся, снова заплакал, а потом выпрямился и вытер нос рукавом. Какое-то время Йен сидел молча, словно собирал себя по кусочкам, и я ему не мешала.
– Когда я убил того человека в Эдинбурге, – наконец сказал он; голос звучал хрипло, но, похоже, Йен взял себя в руки, – тогда дядя Джейми отвел меня на исповедь и научил молитве, которую надо произносить, когда кого-нибудь убьешь. Чтобы вверить их души Богу. Помолишься со мной, тетушка?
Много лет я не вспоминала, а уж тем более не произносила «Проводы души», поэтому спотыкалась почти на каждом слове, но Йен знал эту молитву наизусть и проговорил без запинок. Сколько же раз за эти годы он обращался с ней к Богу?
Слова казались жалкими и бессильными, их заглушал шелест сена и шорохи жующих животных, но после них на сердце стало чуть легче. Возможно, я немного успокоилась, ощутив прикосновение к чему-то большему, чем я сама, осознав, что это большее существует. А оно непременно должно существовать, иначе меня одной просто не хватит.
Какое-то время Йен сидел с закрытыми глазами. Наконец он открыл их и посмотрел на меня помрачневшим взглядом. Лицо под щетиной казалось очень бледным.
