– Куда ехать?
– Что? Э-э… Я хотел сказать: что, сэр?
– Где находится штаб генерала Клинтона? – с наигранным терпением спросил Уильям.
– Ой, гусар… Он приехал вон… – Перкинс медленно, словно флюгер, повернулся на месте, сосредоточенно наморщив лоб. – Вон оттуда!
Он махнул рукой.
– Я видел за ним вот этот пригорок!
Над землей по-прежнему висел густой туман, но кое-где уже виднелись гребни холмов и деревья, и Уильям без труда разглядел холм с причудливыми выступами, на который показывал Перкинс.
– Спасибо, Перкинс. Можете идти, – торопливо добавил он, прежде чем Перкинс успел снова убежать.
Мерину туман не нравился. И Уильяму тоже. Из-за тумана у него появилось неприятное ощущение, что кто-то дышит ему в затылок.
Впрочем, это был морской туман: тяжелый, сырой и холодный, но зато не удушливый. Он то редел, то вновь сгущался, и казалось, находился в постоянном движении. Уильям не видел перед собой дальше чем на несколько футов и потому различал лишь неясные очертания показанного Перкинсом холма, хотя его вершина то появлялась, то исчезала, словно по волшебству.
Интересно, что нужно генералу Клинтону? Этот вопрос не давал покоя Уильяму, а еще ему хотелось знать, его ли одного вызвали в ставку или там собирают всех офицеров, чтобы сообщить об изменениях в стратегии? Вполне возможно, что солдаты Патнэма наконец-то сдались. Все к тому шло: в нынешней ситуации у них не осталось надежды на победу, и они наверняка это уже поняли.
Хотя, скорее всего, Патнэм решил посоветоваться с Вашингтоном. Во время сражения возле старого фермерского дома Уильям заметил на гребне холма вдалеке маленькую группу всадников, над которыми развевался незнакомый флаг. Тут же кто-то показал на знамя и сказал со смехом: «А вот и Вашингтон. Эх, жаль, что нас здесь всего пара дюжин, уж мы бы ему задали жару, не стал бы больше пялиться!»
Разум подсказывал Уильяму, что мятежники все равно сдадутся, но его не оставляло тревожное предчувствие, и к туману оно не имело отношения. За месяц пути Уильям общался со многими американцами. Большинство из них сильно тревожились, не хотели ссориться с Англией и меньше всего желали оказаться где-нибудь поблизости от мест боевых действий. Весьма разумное соображение. Но были и другие, те, кто осмелился примкнуть к мятежу. Вот они были настроены очень решительно.
Может, Рамзи и передал хотя бы часть собранной информации генералам, но, похоже, она не особо его впечатлила, а уж что касается мнения самого Уильяма… Но все же…
Лошадь споткнулась, Уильям покачнулся в седле и случайно дернул поводья. Оскорбленное животное резко повернуло голову и укусило его, царапнув по сапогу зубами.
– Ах ты, ублюдок!
Он хлестнул мерина по носу поводьями и натянул их с такой силой, что лошадиная морда с выпученными глазами и перекошенными губами оказалась почти у его коленей. Дав понять мерину, кто здесь хозяин, Уильям ослабил поводья. Лошадь захрапела, яростно встряхнула гривой, но послушно продолжила путь.
Уильяму показалось, что он едет уже довольно долго, но ведь и время, и расстояние в тумане обманчивы. Он взглянул на холм, который служил ему ориентиром, и обнаружил, что тот снова исчез. Уильям решил, что ничего страшного, и холм вскоре покажется.
Только этого не произошло.
Туман по-прежнему окутывал все вокруг. Было слышно, как падают капли с ветвей деревьев, которые внезапно вырастали из тумана и так же неожиданно исчезали. Но холм упрямо не показывался.
Вдруг Уильям понял, что уже давно не слышит звуков, которые производят люди. А должен был бы.
Если бы он приближался к ставке Клинтона, то вокруг должен был привычно шуметь лагерь, навстречу попадались бы люди, лошади, походные костры, повозки, палатки… Но не было слышно ничего, кроме журчания воды. Он, Уильям, проехал мимо этого треклятого лагеря.
– Черт тебя подери, Перкинс! – шепотом выругался Уильям.
Он ненадолго остановился, чтобы проверить запал и понюхать порох в пистолете: если бы тот отсырел, то стал бы пахнуть по-другому. Уильям остался доволен осмотром: в носу слегка запершило от острого запаха, но серной вони тухлых яиц, которой отличался отсыревший порох, не было.
Уильям держал пистолет в руке, хотя до сих пор ничего угрожающего не встретил. Впрочем, густой туман не давал видеть дальше чем на несколько футов, и Уильям боялся, что если вдруг кто-нибудь появится из мутной пелены, то придется срочно принимать решение: стрелять или нет.
Кругом стояла тишина: артиллерия молчала, ружейных выстрелов, как накануне, тоже не было слышно. Похоже, враг отступил. Но если вдруг он, Уильям, наткнется на каких-нибудь заплутавших в тумане мятежников, должен ли он стрелять? От этой мысли у него вспотели ладони, но Уильям решил, что стрелять все-таки придется: любой солдат Континентальной армии пальнет в него не задумываясь, как только увидит красный мундир.
Хотя Уильяма больше беспокоила унизительная перспектива быть подстреленным своими же войсками, чем возможная смерть от рук повстанцев, полностью забыть о подобной опасности он не мог.
Треклятый туман становился все гуще, и напрасно Уильям искал солнце, чтобы сориентироваться: даже небо куда-то делось. Он подавил легкий приступ паники, от которого защекотало в копчике. Так, на этом чертовом острове тридцать четыре тысячи британских солдат, и хотя бы несколько из них должны сейчас находиться на расстоянии выстрела. «Тебе достаточно оказаться на расстоянии выстрела от одного-единственного американца», – напомнил себе Уильям, мрачно продираясь сквозь заросли лиственниц.
Неподалеку раздался какой-то шум и треск ветвей. В лесу, несомненно, кто-то был. Только вот кто?
Британские войска точно бы не стали передвигаться в таком тумане. Будь ты проклят, Перкинс! Уильям решил, что если услышит американцев, то замрет и постарается, чтобы его не заметили, иначе… Он надеялся, что все-таки наткнулся на войсковое подразделение, и вот-вот раздадутся типичные для войск звуки, например громкие команды…
Некоторое время он ехал медленно и в конце концов убрал пистолет, от тяжести которого устала рука. Господи, как долго он уже едет? Час? Два? Может, развернуться и поехать назад? Но Уильям не знал, куда именно повернуть, наверное, он просто кружил на одном месте. Все вокруг выглядело одинаково: серые размытые очертания деревьев, скал, травы. Еще вчера Уильяма трясло от возбуждения, он рвался в атаку. Сегодня же его боевой задор существенно поостыл.
Вдруг кто-то выскочил перед ним, отчего мерин так резко встал на дыбы, что Уильям толком не разглядел незнакомца. Впрочем, тот не был одет в британскую форму – это Уильям заметить успел. Он бы выхватил пистолет, если бы не держался обеими руками за поводья, пытаясь совладать с лошадью.
А у мерина началась настоящая истерика: он подпрыгивал, как ворона, и бешено кружился на месте, с каждым прыжком сотрясая позвоночник Уильяма. Вокруг все вертелось и мелькало, сливалось в сплошное серо-зеленое пятно, но Уильям будто сквозь сон услышал громкие голоса, которые не то подбадривали его, не то насмехались.
