– Об этом написано много книг, но основная идея в том, что спасение – не просто результат нашего выбора: сначала действует Бог. Можно сказать, продлевает приглашение и дает нам возможность ответить. Но у нас по-прежнему есть свобода выбора. И знаешь, – торопливо добавил он, – единственное, чего не может выбрать пресвитерианец, – верить в Иисуса Христа или нет. Я все еще верю.
– Хорошо, – сказала Бри, – но этого недостаточно, чтобы стать священником, да?
– Да, наверное. И… вот, гляди.
Роджер достал из кармана сложенную фотокопию и протянул Брианне.
– Я решил, что не стоит воровать саму книгу, – нарочито весело сказал он. – Я имею в виду, вдруг я все-таки решу стать священником. Нельзя подавать плохой пример пастве.
– Ха-ха, – рассеянно произнесла Бри, читая, а затем, подняв бровь, посмотрела на Роджера.
– Она изменилась, да? – сказал Роджер, чувствуя, что у него вновь перехватывает дыхание.
– Она… – Брианна снова бросила взгляд на документ и нахмурилась. Спустя секунду она, побледнев, посмотрела на Роджера и сглотнула. – Другая. Дата изменилась.
Роджер почувствовал, как ослабевает напряжение, которое терзало его последние двадцать четыре часа: значит, он пока еще в здравом уме. Он взял у Бри фотокопию страницы «Уилмингтонского вестника» с извещением о смерти Фрэзеров из Риджа.
– Только дата, – сказал Роджер, проводя большим пальцем под смазанными напечатанными строками. – Текст, я думаю, тот же самый. Ты таким его запомнила?
Брианна наткнулась на ту же самую информацию, когда искала свою семью в прошлом, и именно это заставило ее пройти через камни, а его – вслед за ней. «И это решило все остальное
[58], – подумал Роджер. – Спасибо, Роберт Фрост».
Бри прижалась к мужу и еще раз перечитала заметку. Один раз, второй и третий, чтобы убедиться окончательно, и только потом кивнула.
– Только дата, – сказала она сдавленным голосом. Похоже, у нее тоже перехватило дыхание. – Она… изменилась.
– Хорошо, – хрипло произнес Роджер. – Когда я начал сомневаться… я должен был поехать и посмотреть, прежде чем рассказать тебе. Просто удостовериться, потому что статья, которую я видел в книге, не могла быть исправлена.
Бри кивнула, все еще бледная.
– А если… если я вернусь в архив в Бостоне, туда, где нашла ту газету… Как ты думаешь, она и там изменилась?
– Да, думаю, изменилась.
Она долго молчала, глядя на листок бумаги в его руках, а потом спросила:
– Ты сказал, что начал сомневаться. А почему? Что тебя побудило?
– Твоя мама.
* * *
Это случилось за пару месяцев до того, как они покинули Ридж. Однажды ночью Роджера мучила бессонница, и он пошел в лес, где беспокойно бродил туда-сюда, пока на одной полянке не наткнулся на Клэр. Она стояла на коленях среди белых цветов, которые окружали ее, словно туман.
Роджер тогда просто присел рядом, наблюдая, как Клэр срывает стебли, обрывает листья и складывает в корзинку. Он заметил, что она не трогает цветы, но выдергивает что-то растущее под ними.
– Их нужно собирать ночью, – сообщила Клэр спустя некоторое время. – Предпочтительно в новолуние.
– Я даже не ожидал… – начал было Роджер, но осекся на полуслове.
Клэр прыснула от смеха, явно забавляясь.
– Не ожидал, что я восприимчива к подобным суевериям? – спросила она. – Погоди, юный Роджер. Когда проживешь столько же, сколько я, возможно, сам начнешь уважать суеверия. А что касается этого…
Ее рука, похожая в темноте на белое пятно, с тихим сочным треском сломала стебелек. Воздух вдруг наполнился острым травяным запахом, перебивающим нежный аромат цветов.
– Понимаешь, насекомые откладывают яйца на листьях некоторых растений. Чтобы отпугивать вредителей, растения выделяют определенные сильно пахнущие вещества, а в нужное время их концентрация увеличивается. И эти убивающие насекомых субстанции одновременно обладают сильными лечебными свойствами. Данный вид растений… – она провела пушистым влажным стебельком у Роджера под носом, – тревожат в основном личинки мотыльков.
– Следовательно, больше всего веществ накапливается в них глубокой ночью, потому что именно тогда гусеницы выползают поесть, да?
– Точно.
Стебелек исчез, растение с муслиновым шорохом отправилось в сумку, а Клэр наклонила голову и потянулась за следующим.
– А некоторые растения опыляются мотыльками. Эти, конечно…
– Цветут по ночам.
– Но большинству цветов и трав вредят дневные насекомые, и потому эти растения начинают выделять полезные вещества на заре, значит, их концентрация возрастет рано утром… С другой стороны, когда солнце печет слишком сильно, из листьев испаряются некоторые масла, и тогда растения прекращают их производить. Так что большинство самых ароматных трав нужно срывать поздним утром. Именно поэтому шаманы и травники велят своим ученикам собирать одни растения в новолуние, а другие – в полдень. Вот так и возникают суеверия, да? – Клэр говорила довольно сухо, но все еще весело.
Роджер присел рядом и смотрел, как она шарит вокруг руками. Его глаза привыкли к темноте, и он хорошо видел ее фигуру, хотя почти не различал лица.
Клэр поработала еще немного, потом села на пятки и потянулась, хрустнув спиной.
– Знаешь, а я его однажды видела.
Голос Клэр звучал приглушенно, потому что она отвернулась, ища что-то под нависающими ветками рододендрона.
– Кого – его?
– Короля.
Клэр нашла искомое: зашуршали листья, а затем послышался треск сорванного стебля.
– Он приехал в госпиталь в Пембруке, навестить солдат. И специально зашел поговорить с нами – медсестрами и докторами. Тихий, сдержанный человек, но обращался с людьми очень тепло. Я не помню ни слова из того, что он говорил, но это так… невероятно вдохновляло. То, что он просто приехал к нам, понимаешь?
– Хм.
Интересно, почему она об этом вспомнила, подумал Роджер. Неужели из-за надвигающейся войны?
– Журналист спросил королеву, увезет ли она детей из Лондона… Знаешь, тогда многие уезжали.
– Знаю. – Перед мысленным взором Роджера вдруг предстала парочка притихших детей с худенькими личиками – мальчик и девочка, которые жались друг к дружке возле знакомого камина. – У нас тоже жили двое, в нашем доме в Инвернессе. Странно, я про них совсем забыл, только сейчас вспомнил.
Но Клэр словно не слышала.
– Королева ответила… Не могу сказать дословно, но смысл такой: «Дети не могут разлучиться со мной, а я не могу покинуть короля… И, разумеется, король никуда не уедет». Когда убили твоего отца, Роджер?
