– Спасибо, – кивнула вдруг Марго. Стюард отошел к своему столику и снова замер там. Метеллиус изо всех сил боролся со смехом. Он услышал, как поперхнулась Дойал, но не рискнул посмотреть на нее.
– В соответствии с параграфом девятнадцать десятого раздела, – невозмутимо продолжала Марго, – а также с положениями Устава (в том, что касается необъявленного военного положения), я объявляю собранные здесь корабли Временной Флотской Группировкой и принимаю над ней командование. – Она сделала паузу и изящно отпила кофе из чашки.
«Вот это бортовой залп – всем залпам залп; от него живого места не осталось».
Метеллиус прикусил язык и восхищенно посмотрел на Марго: кто еще смог бы с таким убийственным изяществом напомнить, на борту чьего корабля они все находятся.
КепСингх вдруг расплылся в улыбке.
– Здорово, Нг, – произнес он. – Просто здорово.
Никто не стал спрашивать его, что именно здорово. Шея Арменаута налилась кровью.
– Не угодно ли кому-нибудь кофе, – с очаровательной улыбкой поинтересовалась Марго, – пока мы будем уточнять детали?
28
ГИПЕРПРОСТРАНСТВО:
РИФТХАВЕН – ДЕЗРИЕН
Мандрос Нукиэль задумчиво уставился в кружку, зелено-золотое содержимое которой приятно грело сквозь фарфор охватившие ее пальцы. Он поднес ее к губам и сделал глоток; пряный, чуть кисловатый чай обжег язык. В ярко освещенной каюте было тихо, только едва слышно шелестел воздухом тианьги. Он настроил его на имитацию летнего дня на синке Ференци и все же никак не мог согреться.
Точнее, согреться не мог его рассудок, не тело. Очень скоро они выйдут из скачка над Дезриеном и окажутся лицом к лицу... с чем? Нукиэль отставил кружку на столик. Никогда еще не чувствовал он себя так одиноко.
И дело было не только в Дезриене. Перехватив рифтерский корабль с Эренархом на борту, Нукиэль окунулся в омут высокой политики, не обладая ни малейшим опытом для этого. Неужели Эренарх и правда, как в один голос утверждали рифтеры, позволил им грабить дворец? И потом еще это вдруг всплывшее Лусорское дело... То, что двое дулу отказывались дать показания, тоже мало способствовало расследованию – пусть они и имели право молчать.
Странное дело, но младший Омилов тоже не отличался разговорчивостью. Он был человек флотский, поэтому Нукиэль имел право просто приказать ему говорить. Впрочем, это лучше оставить на усмотрение командования на Аресе: у Нукиэля не было ни малейшего желания погружаться в водоворот интриг, который неминуемо поглотит Эренарха и его спутников, как только они прибудут на станцию.
Пока же все, что он имел на руках, – это не вызывающие особого доверия рассказы рифтеров, которым, разумеется, не избежать его допроса... кроме, возможно, того, с Тимберуэлла, формально не утратившего гражданских прав. Впрочем, надо ведь знать еще, какие вопросы задавать, а потом, их ответы открывали только то, что считают правдой они сами, а не саму правду. Какой бы она, эта правда, ни оказалась. Нукиэль застонал.
Он осторожно провел рукой по командирской кнопке на подлокотнике – его вдруг пронзила мысль о том, сколько силы сосредоточено в этом маленьком круглом кусочке пластика. Нажим чуть сильнее, несколько слов – и он может высвободить столько разрушительной энергии, сколько не снилось всем армиям Утерянной Земли, вместе взятым.
Загудел дверной сигнал, прервав его мысли.
– Войдите.
Люк скользнул в сторону, пропуская в каюту коммандера Эфрика.
– Заходи, Леонтуа, – произнес Нукиэль, с самого начала придавая их разговору неофициальный характер. – Хочешь чего-нибудь? – Он махнул рукой на кресло напротив.
Эфрик сел, чуть поморщил нос и расстегнул воротничок.
– Как только вы можете пить этот свой чай в такой жарище? – он обмахнулся рукой. – Спасибо, мне ничего... – Он осекся и пристальнее посмотрел на Нукиэля. – Вы не простудились?
Нукиэль невесело усмехнулся.
– Можно назвать и так.
– А... – Эфрик огляделся по сторонам. Блики света играли на его коротко остриженной черной шевелюре. – Тамошние магистры избавят вас от этого в два счета.
Некоторое время оба молчали: друзья могут позволить себе посидеть в тишине.
– Ты ведь был на Дезриене, верно?
– На низкой орбите, – ответил Эфрик, пожав плечами. – Собственно, мне и рассказывать-то особенно нечего. Я тогда служил лейтенантом на «Громовержце», и его послали сделать съемку поверхности для карт, – Он вздохнул. – Правительство ведь не может признать свое поражение, так ведь? Каждые лет тридцать – словно по стабильной орбите. – Он сделал рукой жест, будто отмахиваясь. – Ну в общем, они напихали в этот старый фрегат все мыслимые и немыслимые датчики. Я как раз был на мостике, когда капитан вызвал их Узел, и машина связала его с кем-то на поверхности.
– Он что, запросил разрешения на посадку?
– После того, что случилось в девяносто девятом, он не посмел бы.
– А они что ответили?
– Они только рассмеялись. Не издевательски, не презрительно – нормальный, вполне дружелюбный смех. Только слегка удивленный, словно они не могут понять, почему до нас никак не доходит, что все равно ничего не получится. – Эфрик покачал головой. – Они сказали, снимайте на здоровье, только не предпринимайте попытки приземлиться. – Он дернул бровью. – Желающих и не было.
– И что случилось?
– Ничего – по крайней мере поначалу. Капитан Эннеал перевел нас на низкую полярную орбиту, полностью перекрывающую поверхность. Все шло гладко как по маслу.
Он снова замолчал. Нукиэль отпил еще чаю.
– А потом?
– А потом внешнее наблюдение дало команду на расшифровку. В ожидании первых результатов все собрались перед экраном. Что-то там мигнуло, и пульт внешнего наблюдения заверещал, как кошка, которой люком прищемило хвост. Компьютер полетел к чертовой матери.
Он снова покачал головой.
– Мы продолжали попытки. Снова наладили компьютер – в следующий раз, когда полетела программа, она каким-то образом зацепила и системы жизнеобеспечения. Все пропахло нестираными носками.
Эфрик поднялся и подошел к полке, на которой лежали награды Нукиэля. Не оборачиваясь, он осторожно провел пальцем по одной из орденских планок.
– Капитан все еще не сдавался. Короче, мы еле дотянули до дома на одном движке, наши гравиторы отказывались поддерживать одинаковую гравитацию в разных отсеках, и что хуже всего, сломались холодильники на камбузе, так что синтезаторы выдавали нам только прокисшее пиво и файянский сыр.
Нукиэль поперхнулся чаем.
– Файянский? Сыр? Это та штука, что...
Эфрик повернулся и, брезгливо скривив губы, кивнул.
– Пахнет как у трупа из подмышки.
