– В таком случае где он? – спросил старик. – Сбежал с Саймондом?
– Нет, – покачал головой Белый Кроу. – Насколько я слышал, он остался с солдатами и храбро сражался, хотя положение было тяжелым. Полагаю, он все еще там, с остальными. Но я не стал задерживаться, чтобы составить список выживших. После битвы началась неразбериха, а я решил как можно скорее сообщить новости.
– И ты не сделал ни малейшего усилия, чтобы разыскать его? – Лицо Старого Кроу приобрело темно-фиолетовый оттенок. – Уж тебе-то лучше остальных известно, что делать! Если его милость не оправится, хозяевам скоро понадобится новый сосуд! Саймонд сбежал, Роберт пропал без вести, а остальные рассеяны по стране. Нам необходим Джеймс!
Мейкпис затаила дыхание. Все это время она думала только о судьбе единокровного брата и болезни дяди. И тут перед ней во весь рост встала грозившая опасность. Очень скоро Кроу вспомнят, что Джеймс им ни к чему.
– Мы найдем его, если это возможно, – постановил Старый Кроу. – И нужно сообщить остальным членам семьи или тем, до кого сумеем добраться. Это вопрос, который должны решать они. – Он устремил на Мейкпис взгляд, полный подозрения и враждебности. – Что же до девчонки… Она может оказаться частью этого змеиного гнезда. В любом случае нельзя оставлять ее на свободе. Что, если она начнет болтать со слугами или попытается известить Джеймса? Заприте ее.
Таким образом Мейкпис вновь оказалась заключенной в Птичьей комнате. Только когда в скважине повернулся ключ и она удостоверилась, что осталась одна, Мейкпис позволила себе сползти по стене.
Запах комнаты пробудил медведя. Он узнал зарешеченное окно, холодные стены с клоками обоев. Его воспоминания были смутными. Но он помнил, что это место боли.
«О медведь, медведь…»
Мейкпис было нечем его утешить.
«Джеймс, что сказал тебе Саймонд? Как убедил тебя помочь ему украсть грамоту? Что, по его словам, он собирался сделать с ней, как только заполучит? Обещал тебе власть, славу или свободу?
Знал ли ты, что он намеревался убить сэра Энтони и предать весь полк? Нет, конечно, нет. Ты хотел быть героем. Хотел служить королю. Хотел быть частью братства по оружию. Но тебе была известна только половина плана, не так ли?»
– О Джеймс, ты дурачок, – пробормотала она. – Почему ты последовал его плану, а не моему? Ты доверился не тому родственнику!
Через три дня жидкой каши и одиночества Молодой Кроу пришел вызвать Мейкпис из Птичьей комнаты.
– Приведи себя в порядок, – хмуро приказал он. – Старшие хотят поговорить с тобой в комнате с картами.
Мейкпис с бьющимся сердцем пошла за ним вниз по лестнице.
«Молчи, медведь», – думала она, жалея, что не может заглушить собственное сознание. Медведь не понимал, что происходит, но Мейкпис подозревала, что он способен ощущать ее собственную, с трудом подавляемую панику. Она даже чувствовала, как он неловко переминается с ноги на ногу. «Молчи, медведь…»
Комната с картами, похороненная в самом сердце Гризхейза, была маленькой, без единого окна, освещенная свечами, стоявшими в маленьких нишах, покрытых наслоения сажи. Между нишами размещались стенные панели. На них были нарисованы карты различных сражений, в большинстве своем великие триумфы христиан: осада Мальты, осада Вены и сражения против сарацин во время Крестовых походов. По голубым морям плыли крохотные одинаковые корабли. Генералы-гиганты возвышались над маленькими палатками своих армий.
Завидев три темных силуэта Старших, молча ожидавших ее в комнате, Мейкпис вдруг задалась вопросом, участвовал ли кто-то из сидевших в них призраков в этих битвах. Возможно, они видели, как раздуваются эти нарисованные паруса, как изрыгают дым вышитые пушки.
Когда они вместе с Молодым Кроу вошли в комнату, двое из трех собравшихся подняли глаза.
Здесь был сэр Мармадьюк. Мейкпис снова поразили его размеры, и девочка вздрогнула, припомнив, как удирала от него по темным пустошам. При виде этого человека ее всегда одолевала паника, она замирала, словно мышь при звуках совиного крика.
Леди Эйприл, с белыми, как олово, острыми, как лезвие ножа, скулами и маленькими руками-лапками, примостилась на краю стула, наблюдая за Мейкпис немигающим, лишавшим присутствия духа взглядом.
Глаза Мейкпис скользнули по третьей фигуре, и мир будто изменил форму и исказился. Третий человек оказался намного моложе своих компаньонов и был одет в зеленый бархатный камзол и вышитые туфли. Каждый дюйм его фигуры был так же знаком ей, как линии на собственных ладонях. И все же некая невыразимая странность преобразила его. Сделала неузнаваемым, как в кошмаре.
Он наконец вскинул голову, чтобы взглянуть на нее, и губы дрогнули в улыбке. Она так хорошо знала каждую его черту: ямочки на щеках, крошечные шрамы и рубцы, оставшиеся после драк и свалок, и его честные руки забияки.
– Джеймс, – прошептала она, чувствуя, как рассудок затуманивается отчаянием.
Улыбка была чужой. Из глаз брата смотрели мертвецы.
Глава 17
– Нет, – очень тихо сказала Мейкпис. Но голос был таким слабым и безжизненным, что даже она сама почти его не слышала.
«Нет, Джеймс, нет. Я могу вынести все, кроме этого».
Она сознавала, что Старшие говорят о чем-то, но их слова падали вокруг нее, как град.
– Джеймс, – повторила она.
Похоже, ось, на которой был укреплен ее рассудок, сломалась.
– Перья Господни, она совершенно слабоумная! – отрезал сэр Мармадьюк.
– Нет, но она очень любила единокровного брата. – Старший Джеймс послал Мейкпис улыбку призрака, казавшуюся почти нежной. – Она была его преданным орудием. Оба забавлялись чем-то вроде игры. Воображали себя пленниками, подобно принцам в Тауэре, изобретали маленькие планы побега. Но искра гениальности в замысле всегда принадлежала ему. Она была предана брату, но слишком застенчива для таких заговоров.
Мейкпис сцепила зубы, боясь потерять самообладание. Если она ослабит узду, даст волю эмоциям, весь ад вместе с медведем может вырваться на свободу.
– И ты уверен, что она ничего не знала о похищении грамоты? – осведомилась леди Эйприл безжизненным, словно выточенным из камня голосом.
– О, девчонка спрятала ее на ночь по просьбе Джеймса, но понятия не имела, что это такое. – Губы Старшего Джеймса на миг сжались в угрюмой ухмылке. – Она была пешкой Джеймса, точно так же как Джеймс был инструментом Саймонда. Оба не знали, куда отправился Саймонд. И никто понятия не имел, что Саймонд намерен сбежать.
Хотя Мейкпис так и не пришла в себя от тоски и потрясения, но все же пыталась осознать правду. Джеймс одержим. Ее брат стал врагом.
Заледенев от внутреннего холода, Мейкпис вспомнила, что говорил лорд Фелмотт о воспоминаниях сэра Томаса: «Беспорядочная мешанина, как неразобранная библиотека».
