Как-то ранней весной 2003-го мы встретились с Гариком в этом самом «Кино». Он уже два года не записывал и не снимал ничего нового. А когда в 2002-м «Неприкасаемые» отказались от выступления на главном отечественном рок-оупен-эйре «Нашествие», по тусовке поползли всякие слухи, мол, Сукачев в запое, в депрессии и т. п. На самом деле он и тогда был достаточно активен, просто некоторые вещи в жизни стал воспринимать по-другому. Об этом я с ним и говорил.
– Знаешь, что на прошлом «Нашествии» все, кто, типа, в теме, считали, что ты не приехал на фестиваль из-за депрессии, вызванной отказом потенциальных спонсоров финансировать твой новый фильм?
– Глупости. Просто я был уверен, что во время фестиваля буду снимать картину. Но сроки передвинулись. Я не из тех, кто впадает в депрессию по такому поводу. У меня вообще не депрессивный характер. Но если уж что-то подобное накрывает, сажусь и пью водку.
– Представь, лесная избушка и в ней четверо: ты, Костя Кинчев, Юра Шевчук и Сергей Шнуров. Вы сидите и пьете. Как будет развиваться сюжет?
– Мы давно уже разные люди и вряд ли найдем общий язык. Думаю, быстро разбежимся.
– А десять лет назад ты устраивал акцию «Все это рок-н-ролл» и собирал друзей-коллег вместе. Так идиллически все выглядело.
– Ныне ничего подобного я бы уже не сделал. Да и тогда прекрасно понимал, что рок-н-ролл в том смысле, который вкладывался в это понятие, – ложь. Это было моим последним братанием с прошлой жизнью. Дальше я пошел своим путем.
– Шнура тогда еще на горизонте не было. А сейчас ходят слухи, что ты отрицательно относишься к нему, поскольку он вторгается на твое творческое поле.
– Чушь! Нет никаких «сфер влияния». На сцене места хватает всем. А «Ленинград» и «Неприкасаемые» вообще отстоят друг от друга, как Венера и Марс! Интерес к Шнуру у меня исчез потому, что на его группу я возлагал немалые надежды. Серега – человек, безусловно, талантливый. И старт-то у них получился хороший. Но – один альбом, второй такой же, третий… Дальше все понятно. Хочется нового, а не переливания из пустого в порожнее. Впрочем, быть объективным я не могу. Мое поколение и нынешнее формировались в разное время. Мы были революционерами, идеалистами, дураками, может быть, но романтиками. «Ленинград» – это уже эпоха, где идеализму места нет. Прагматизм, расчет, деньги. А деньги – самое сложное испытание. Отказаться от них крайне тяжело.
– Но и ты ведь не отказываешься. Когда-то тебе на еду не всегда хватало, а потом ты стал на собственном джипе ездить и катера покупать.
– Да, в материальном смысле стало все неплохо. Наша семья не бедствует уже несколько лет.
– Ты приступаешь к своему третьему фильму. О чем он?
– Послевоенное время, 46-й год. Сибирь, лагеря. История любви рецидивиста и воровки. Но без политики. И без оценок того времени. Ибо я не вправе их выставлять.
С собственным кино у Гарика в том году все-таки не сложилось, как и в следующие семь лет. Зато в 2003-м он сделал еще один акустический шансонно-городской альбом «Poetica» с новым хитом «Человек-привычка». Записывал он его со своими музыкантами. Но название «Неприкасаемые» на обложке диска вообще не упоминалось.
Двадцать восьмая серия
Из ангелов в бандиты
В «Поэтике» звучат привычные для «Неприкасаемых» нового века мандолина и скрипка, контрабас и тромбон. Здесь «Песенка про табак» и «Ночной народец» втиснуты между надсадным танго «Страсть» и знаменитым старинным романсом «Ночь светла». Если бы не длинная мемориальная тема «Гибель «Курска», диск смотрелся бы стопроцентным сиквелом альбома «Ночной полет», выпущенного Гариком с «Неприкасаемыми» годом раньше. В таком альбомном «дуплете» проявилось много интересных нюансов. Казалось бы, в те годы Сукачев сосредоточился на кинорежиссуре. Один фильм снимал, к другому готовился, о третьем грезил. А музыкой «занимался от случая к случаю, лишь для поддержания штанов». Однако именно в первой половине «нулевых» он выпустил наиболее содержательные пластинки с тем составом «Неприкасаемых», что сформировался после «череды смертей в группе». В «Ночном полете», основную часть которого сделали еще в 2001-м, в привычных для Сукачева студиях «МДМ» и «Турне» (тут за звукорежиссерским пультом находилась Соня Кругликова, как раз тогда ставшая супругой Миши Ефремова), оказались сразу три гариковских «боевика» из тех, что могут «кормить артиста» всю оставшуюся жизнь: «Моя бабушка курит трубку», «Свободу Анджеле Дэвис» и «Полюби меня».
Именно после этих песен к Горынычу пришла новая аудитория, в том числе та, что вообще не знала и вряд ли бы приняла, скажем, ранний репертуар «Бригады С». В «Ночном полете» к сукачевскому бэнду впервые присоединилось бэк-вокальное дамское трио (сотрудничество с ним продолжилось и в следующих альбомах) из фолкового ансамбля под управлением Владимира Назарова. Забавно, что как раз в 2002 году Назаров со своим коллективом, ставшим Государственным музыкальным театром национального искусства, «вселился» в концертный зал московской Олимпийской деревни, на строительстве коего в конце 1970-х трудился Гарик. Вышеупомянутое «дуплетное» издание пластинок стало в тот период прямо-таки принципом Горыныча. Причем в каждой паре дисков, создававшихся фактически параллельно, один обозначался как проект Гарика и «Неприкасаемых», другой – как сольная работа Сукачева, хотя аккомпанировали Игорю Иванычу те же самые музыканты. И презентовались пластинки раздельно и контрастно. «Ночной полет» впервые представили в аскетичной, но эмоциональной «Горбушке». А для своей персональной «Поэтики» Горыныч вновь использовал комфортабельную, спокойную «Россию», сыграв там два концерта – 8 и 9 апреля 2003 года.
Перед теми выступлениями я сказал Игорю, что «Poetica» в моем восприятии напоминает композиции, собранные в «Барышне и драконе». Он ответил: «Возможно, и так. Хотя, думаю, она перекликается и с «Песнями с окраины», и с «Ночным полетом». Вся эта «акустическая история» длится давно, настала, наверное, пора перелистнуть страницу и заняться чем-то другим. В ближайшие несколько лет я точно не стану записывать акустические программы. Мы, видимо, вернемся к электрическому звучанию».
Прогноз Горыныча сбылся наполовину. В следующие пару лет он не ушел от акустики к электричеству, а перестал записывать с группой вообще любые программы, посвятив немало времени актерской работе. Завершив «Поэтику», Сукачев оказался невероятно востребован различными режиссерами. С такой интенсивностью, как в 2003–2005 годах, он не снимался в кино, пожалуй, никогда. И дело даже не столько в количестве ролей, сколько в разноплановости фильмов, в которые его звали.
В этот период он сыграл агента губернского сыска Арсеньева в мистическом триллере Василия Серикова «Притяжение». Конец XIX века, российское село, серия таинственных убийств местных жителей и т. п. Затем была новогодняя комедия Веры Сторожевой «Француз» – с неплохой телевизионной судьбой, где Гарик предстал шофером-дальнобойщиком из Глухой Потьмы и неудачливым женихом главной героини, которую у него отбил французский барон, заброшенный обстоятельствами в русскую глубинку. Одновременно он вошел в органичный для себя образ неторопливого рассказчика в мелодраматическом бытовом телесериале Юрия Мороза «Женщины в игре без правил». Здесь он озвучивал даже вступительные титры. А потом шутил, что ему «досталась роль Ефима Копеляна». И почти тогда же Борис Бланк пригласил Сукачева в трагически-поэтичную трехсерийную биографическую картину «Смерть Таирова» – о судьбе одного из выдающихся театральных режиссеров прошлого столетия Александра Таирова, не пережившего сталинскую эпоху и скончавшегося в 1950 году в психиатрической клинике. В фильме многое построено на цитатах из стихотворений другого гения, замученного «отцом народов», – Осипа Мандельштама. И вообще сюжет «Смерти Таирова» выстроен так, что это кино полезно было бы периодически повторять на нынешнем российском телевидении, как говорится, в назидание потомкам. Гарик появляется здесь с баяном в заключительной серии и представляется фразой: «Иосиф Виссарионович, я простой актер и не умею говорить речей. Разрешите просто спеть для вас хорошую революционную песню», после чего с рабоче-крестьянской «душевностью» затягивает «Раскинулось море широко…». Генералиссимусу нравится такой простецкий, робеющий перед ним и сидящими рядом Ворошиловым и Берией артист Василий Васильевич Ванин, и он повелевает назначить его главрежем Московского Камерного театра вместо Таирова. Далее Ванин поет ту же песню уже актерам таировского театра, предавшим своего демиурга и обалдевшим от пришествия сермяжного нового начальника. У Гарика-Ванина немного текста, но нужный режиссеру Бланку контраст между этим покорным простодушным баянистом и таировской труппой он подчеркивает убедительно. Игорю тут повезло. В «Смерти Таирова» он вписался в мощнейший актерский состав. Михаил Козаков – в роли самого Таирова. Музу героя, знаменитую актрису Алису Коонен, сыграла Алла Демидова. Сталина – Алексей Петренко. Директора театра – Александр Лазарев.
