Захотелось бежать. Бежать быстро и далеко, и чтобы пустили по следу свору собак, пустили так же, как за Александрой, и чтобы чувствовать весь тот страх, что рвал ее существо на части. «Где ты? Жива ли ты?» Тяжело дыша, Павел вышел из дома и попытался успокоить разгоревшийся в груди непокой. Бесполезно.
Собаки потеряли след Александры у ручья… Она умная девочка и нарочно сбивала их со своего пути. Вот только каково это – ступать в ледяную воду и идти ночью туда, где деревья сплетаются в сети.
«Я виноват, и я помогу тебе», – мысленно произнес Павел, не признаваясь в том, что его ведет в лес не только чувство вины. Он бы хотел исправить презрение в глазах Александры. Исправить на что-то другое.
Вскочив на Норда, Павел устремился к дому Стрыгина, затем взял правее и приблизился к сгущающимся елкам. Поиски нужно начинать немного дальше, сначала обнаружить ручей, а затем двигаться вверх рядом с водой. Скоро начнет темнеть, а это добавит проблем.
Среди деревьев Норд не мог двигаться быстро, но промедление давало возможность внимательно смотреть по сторонам и искать знаки. Недавно сломанная ветка… Кто ее сломал? Александра, когда бежала прочь от отчима, или гончие, несущиеся за ней? Здесь прошлогодний мох примят, и здесь тоже… Следы? Быть может. Ручей! Соскочив с Норда, Павел потянул его за собой, шагая широко, игнорируя острова еще не растаявшего снега. Сапог скользил, это раздражало, губы недовольно сжимались, глаза продолжали искать крохи присутствия Александры.
«Ты пошла дальше по воде…»
– Норд, быстрее. Нечего отдыхать.
Лес остался за спиной вовремя, вечерний сумрак уже накрывал поля и деревья тяжелым темным одеялом. Теперь Павел не мог угадать, в какую сторону двигалась Александра, были ли ее действия продуманы или сил хватало лишь на то, чтобы смотреть вперед и слабо передвигать ногами. Хотела ли она укрыться в соседнем селе, собиралась ли на станцию или просто боролась за жизнь?
Ручей больше помочь не мог.
– Куда дальше, Норд?.. Давай к полю.
Теперь дорога позволяла ехать быстро, и Павел заспешил, все еще надеясь заметить то, что подскажет правильное направление. Но лучше бы пообщаться с кем-нибудь толковым, быть может, здесь видели незнакомую девушку…
Теряя терпение, Павел рванул к реке. На противоположном берегу располагалась небольшая деревенька: есть где задать вопросы и заночевать. Но Норд стал притормаживать раньше, недовольно фыркая, он тряс головой и слегка пританцовывал, будто боялся чего-то. Павел ругался, но более пристально вглядывался в темноту, отдавая должное чутью Норда. Тусклый свет привлек его внимание уже скоро, но очертания покосившейся лачуги проявились не сразу.
«Какой леший там живет?..»
– Да перестань ты, Норд! – резко произнес Павел и направился к свету.
Здесь жил старый человек – женщина, и это угадывалось сразу. На лавке ровно стояли глиняные горшки, на веревке висела давно потерявшая цвет юбка, или это вечер сделал ее простой и серой.
Осторожно открыв дверь, Павел зашел в лачугу и сразу встретился взглядом со старухой-цыганкой, сидевшей за столом. На ее лице отражалось спокойствие, а темные глаза будто спрашивали: «Почему так долго? Сколько можно тебя ждать?» Дымчатая кошка спрыгнула с табурета, сверкнула глазами и исчезла в углу тесной комнатки.
– Вечер добрый, – произнес Павел.
– Будем надеяться, что он добрый для тебя, – ответила старуха, поднимаясь из-за стола. Игнорируя гостя, она прошла к печке и принялась ее растапливать, выгребая щепки из ведра. – Ты зашел, и стало холодно.
– Я ищу девушку, она заблудилась в лесу и потерялась. Волосы темно-русые, глаза зеленые, рост небольшой. Платье… не помню, какого цвета. Не встречала ты похожую незнакомку в ваших краях?
– Нет, – коротко ответила цыганка, не оборачиваясь.
Ее сгорбленная спина затряслась, и Павлу показалось, что старуха беззвучно смеется. Или не показалось?
Две свечи подрагивали, и их было мало, чтобы хорошо осветить лачугу. Мрачное старье, потрескавшиеся стены, низкий потолок, крошечное окошко сжимали и без того небольшое пространство. Стянув плащ, бросив его на один из сундуков, Павел сел на табурет и устало вытянул длинные ноги. Если старуха что-то знает, то ей придется в этом признаться.
Могли ли цыгане похитить Александру? Вряд ли. Они мирно живут то здесь, то там, и пока никто на них не жаловался. Бабы языком треплют, придумывая различные истории, вот и все.
– Я ищу эту девушку, она может погибнуть от холода и голода, так что хорошенько подумай, прежде чем я повторю свой вопрос.
– Ты не испугаешь меня, я долго живу на свете и знаю, каким огнем горят твои глаза. – Старуха развернулась, скрестила на груди руки и гордо подняла голову. Сейчас она походила на древнее дерево, у которого осталось всего несколько веток, чтобы закрыться от непогоды, но кора еще крепка и сможет защитить и в зной, и в холод. – Ты волк, голодный волк, и ты бежишь по следу, и кажется, что добыча близка, но это горькая ошибка. Ты лишь в начале пути, лишь в начале… Я не боюсь, твои глаза жгут, но не ранят, ты сейчас слаб и болен, мне жаль тебя.
Павел не ожидал услышать подобных слов, резко поднявшись, он шагнул к цыганке и навис над ней, точно глыба. Ощущение, будто старуха что-то знает об Александре, скользнуло по душе и натянуло нервы. Недобро усмехнувшись, Павел тихо произнес:
– Не надо плести паутину слов, я сам так умею. И я знаю, как твои речи могут связывать по рукам и ногам, я сам так людей связывал. Говори, что знаешь.
– Зови меня Гедой.
– Говори.
Цыганка посмотрела на Павла и презрительно скривила губы, будто перед ней стоял человек, для которого она бы и куска хлеба не отломила.
– Прокляла бы тебя, но нет мне права на то. Откуда мне знать, зачем ты пришел и какие черные мысли живут в твоей голове?
Протянув руку, Павел засмеялся. Цыганка хитрила, стараясь избежать ответа, но он не собирался давать ей такой возможности.
– Ты же читаешь по лицам и рукам, вот и посмотри, с добром я к тебе пришел или со злом.
Геда помедлила, убирая жесткие волосы под платок, затем взяла руку Павла и глянула на узор бегущих линий, ее сухие морщинистые щеки дрогнули, и выражение лица стало каменным.
– Твоя рука – лишь половина руки.
– Что это значит?
– Нет в тебе начала и нет конца, твоя рука – лишь половина руки.
– Ты говоришь чушь, а должна гадать и провидеть. Кажется, цыгане этим зарабатывают на жизнь?
– Не будет тебе покоя, не будет счастья, и умереть захочешь, так не умрешь. Будешь всегда бежать по следу и сгинешь, пропадешь, если не сыщешь кусок души потерянный. Это сердце мое рассказывает, а гадать по руке не стану, у тебя лишь половина руки, – в который раз повторила она.
