– Что-то мы с вами стали редко встречаться, – сказал он, привставая.
– Вчера неожиданно навалилась работа.
– Расскажете, где были?
– В редакции.
Он кивнул и придвинул к Кате папку меню.
– Выбирайте что-нибудь сытное. Ничего не могу с собой поделать, очень хочется вас усиленно накормить. – Федор усмехнулся и дал возможность официанту наполнить и бокал Кати.
– Согласна на любой салат с морепродуктами.
– И все? Так мало?
– Я разумно оставляю место для десерта.
Катя заметила некоторые изменения в Мелихове: в его глазах поселилась тяжелая усталость, морщина между бровей стала глубже и четче. Но тонкий синий пуловер (а не привычные рубашка и пиджак) облегчал образ, добавляя простоту и уютность. Сейчас Федор не походил на знаменитого коллекционера, и почему-то это было приятно.
– Знаете, Катя, а я не хочу сегодня говорить ни о работе, ни о галереях и выставках, ни о живописи водяными красками, ни об оттисках на деревянных брусках, ни об абстрактном экспрессионизме. Расскажите о себе, я не так много знаю о вас.
– Вы застали меня врасплох, получается, что это мне нужно дать вам интервью. – Катя улыбнулась и положила руки на подлокотники широкого удобного кресла. – Что ж, задавайте вопросы… Возможно, я на некоторые и отвечу. Честно, мне сейчас даже стало страшно: а о чем же вы спросите?
– Сколько вопросов я имею право задать? – Федор потер гладко выбритую щеку, сосредотачиваясь.
– Подождите… Мне надо подумать… Пять. Да, максимум пять.
– Вы не слишком щедры.
– Ошибаетесь, я могла разрешить только три.
Федор чуть отодвинул кресло, положил ногу на ногу, облокотился на подлокотник и прищурился.
– Давайте начнем с простого. Почему вы выбрали журналистику?
– Мне нравится слушать людей, искать правду во вчерашнем и сегодняшнем дне, перебирать слова, создавать истории… Я помню тот момент, когда поняла это, мне было около четырнадцати лет. Родители говорили: «Не поступишь», а бабушка с дедушкой благословили, они меня очень любили и баловали. Но сначала вся родня меня долго и настойчиво уговаривала выбрать юридический институт, я сопротивлялась и в конце концов сказала твердое «нет». Обожаю точки, запятые, многоточия и ту минуту, когда нужно начать что-то новое – волшебное состояние, в душе вспыхивает первая фраза, и все… Дальше начинается волнующий полет.
– Как давно вы были на свидании?
Вопрос для Кати получился неожиданным, она автоматически приподняла брови и встретила взгляд Мелихова.
– Очень давно, даже не помню когда.
– Почему?
– Учтите, это будет уже третий вопрос.
– Не волнуйтесь, я считаю и с нетерпением жду ответа, – с доброй иронией произнес Федор.
– Пожалуй, я не уверена, что мои следующие отношения не принесут боль и разочарование.
– Трусите?
– Четвертый вопрос.
– Согласен, четвертый.
– Нет, просто жалко времени.
– Врете?
– Да.
Они улыбнулись одновременно, и Катя поняла, что готова ответить еще на сто пятьдесят вопросов. Усталость ушла с лица Мелихова, его карие глаза искрились.
– Я бы хотел, чтобы вы подольше оставались в отеле, не спешите со статьей.
– Боюсь, это от меня не зависит, вдохновение в большей мере уже одержало победу надо мной.
– Я так давно не давал интервью, что сейчас переживаю новые для себя чувства. Работа не должна занимать двадцать четыре часа в сутки, вы помогли мне сделать остановку и немного отдохнуть душой.
– Но коллекционирование – это же не работа для вас?
– Не работа… Скорее, рабство. Так и напишите: «Вещи давно поработили его…» Увы, я совершенно лишен литературного таланта и не могу продолжить фразу.
– Потому что они вас не порабощали, – ответила Катя. – Кстати, у меня нет ваших фотографий, для интервью понадобятся новые…
– Я приглашу фотографа. – Федор подался вперед и взял бокал с вином. – Какие планы на завтра? Давайте встретимся в двенадцать, у вас наверняка есть стопка каверзных вопросов, самое время задать их.
– Честно говоря, есть.
То ли вино, то ли музыка и свечи повлияли на Катю, но она почувствовала в груди тепло. И острое желание коснуться руки Мелихова осторожно кольнуло сердце.
– Мне кажется, вы сейчас думаете о чем-то хорошем, Катя.
– Да, наверное, – ответила она и отвела взгляд, пряча мысли.
* * *
Давным-давно…
В Сусловке Павел бывал ранее – хорошее расположение на перекрестке главных дорог, да и лошадь подковывать приходилось. Направившись сразу к кузне, он похлопал Норда по шее, мол, потерпи, будет тебе отдых, и посмотрел на небо. Если Александра задерживалась у Геды хоть ненадолго, то есть шанс ее нагнать. Уже ясно, что она движется к Петербургу, значит, будет искать спасения у тетки, Марии Николаевны Чернышевой. Павел видел княгиню несколько раз на приемах и балах и сильно сомневался, что эта высокая, худая женщина с сухой белой кожей и таким же сухим взглядом способна понять и принять сироту-беглянку. Если верить Анне Михайловне Вяземской, то княгиня никогда не интересовалась жизнью племянницы и в гости к себе не приглашала. Очень возможно, что она отправит Александру обратно к отчиму…
Сделав попытку вспомнить какие-либо подробности жизни Марии Николаевны, Павел нахмурился. Вдова. Да, вдова. А больше о ней он ничего не слышал или слышал, но забыл. Кто ж знал, что их судьбы соприкоснутся.
Около кузни Павел спешился и зашел в распахнутые ворота. Две пятнистые кошки прошмыгнули мимо, недовольно и опасливо глянув на высокого и крепкого незваного гостя.
Женщина в длинном простом платье, с шерстяным платком, туго завязанным на талии, неторопливо складывала наколотые дрова в широкую старую корзину, давным-давно потерявшую часть прутьев. Если память не подводит, то жена кузнеца – женщина не слишком словоохотливая, хотя зачем ей лезть в дела мужа.
– Доброго здоровья, – поприветствовал Павел, останавливаясь.
– Доброго. – Женщина выпрямилась, провела рукой по светлым волосам, собранным в косу, и добавила: – А Степан в город подался, ждать будете?
Она была привычной к путникам, и богатый, и бедный заглядывали к кузнецу.
– Давно он уехал?
– Раненько, к вечеру вернется.
Павел сжал зубы и вздохнул. Если Степан повез Александру, то они уже в Петербурге. Время обеденное.
Следующий вопрос нужно было задавать осторожно, иначе ответом могли стать тишина, короткая, ничего не значащая фраза или бесхитростный обман. Желание защитить от незнакомца слабую девушку, попавшую в тяжелое положение, будет вполне объяснимо.
