– Здравствуйте, – покосилась на меня и добавила: –
Это Женя, которой вы дом завещали.
– Говори громче, – посоветовала я. – Она
плохо слышит.
– Анфиса, – сказала Женька укоризненно. –
Иногда ты бываешь совершенно бесчувственной. Я понятия не имею, как вести себя
на кладбище, особенно с незнакомыми людьми.
– Ладно, не злись, – вздохнула я и вдруг брякнула:
– Я – Анфиса, Женькина подруга.
– Ты издеваешься, что ли? – рыкнула Женька, а я
отмахнулась:
– Сосредоточься на тете.
– Я пытаюсь.
Чтобы не мешать Женьке, я отошла к соседней могиле, где на
кресте была табличка «Антонов Лев Кузьмич».
– Это ее брат, – сказала Женька, приблизившись ко
мне. – А это, надо полагать, их мама, двоюродная сестра моего деда, и их
отец.
Я перевела взгляд на табличку. «Антонова Капитолина
Васильевна». «Антонов Кузьма Григорьевич».
– А это, соответственно, бабушка Патрикеевой, –
поясняла Женька, подходя к следующей могиле. «Добролюбова Прасковья Тихоновна».
Женька постояла возле могилы с сосредоточенным видом и начала томиться.
Признаться, и я толком не знала, как следует вести себя на кладбище, оттого
тоже стала переминаться с ноги на ногу. Внимание мое привлекли две могилы, что
находились в соседней ограде, рядом с часовенкой.
– «Добролюбова Евдокия Васильевна», «Добролюбова
Екатерина Васильевна», – прочитала я. – Интересно, это тоже твои
родственницы? – повернулась я к Женьке.
– Тогда почему они лежат там, а не здесь? Может,
однофамилицы?
– Отчество такое же, как у матери Патрикеевой, и
родились они всего на несколько лет позднее, так что они могут быть сестрами.
Женька пожала плечами.
– Ну, что, пойдем? – спросила она неуверенно.
Я кивнула, направилась к калитке и тут обратила внимание вот
на что: на последнем кресте было две таблички. На той, что сверху, значилось
«Добролюбова Екатерина Васильевна», на той, что снизу, керамическая вставка
треснула и наполовину раскололась. Когда красили крест в последний раз,
прошлись кисточкой и по этой вставке, но в одном месте краска отслоилась, и под
ней виднелась буква «Ф», видно, первая буква фамилии.
– В этой могиле похоронен еще кто-то, – сказала я.
Женька посмотрела на меня с сомнением.
– Как такое может быть?
Я пожала плечами.
– Тогда что, по-твоему, было на этой табличке?
– Ну… какая-нибудь надпись, типа «мы тебя помним».
– Вряд ли. Букву «Ф» видишь?
– Вижу, – кивнула Женька.
– Что за надпись начинается с буквы «Ф»?
– А что за фамилия? – съязвила Женька.
– Тебе лучше знать своих родственников. Кладбище
старое, пришлось потесниться, и в целях экономии один крест теперь стоит на
двух захоронениях.
– Гениально. Чего ж тогда табличку замазали?
– Может, это какой-то дальний родственник? Когда
табличка пришла в негодность, восстанавливать ее сочли излишним.
– Любишь ты фантазировать, – недовольно буркнула
Женька.
Той же тропинкой мы вернулись к машине. Женщина, что
торговала цветами, успела уйти, теперь о ее недавнем присутствии напоминали
только три пустые коробки, стоявшие друг на друге.
– Надо заехать за продуктами, – сказала я. –
Неизвестно, есть ли магазин в этой Верхней Сурье.
Женька согласно кивнула, и мы поехали искать магазин. Он
оказался за ближайшим поворотом, и выбор продуктов приятно нас удивил. Побросав
пакеты в багажник, мы принялись разглядывать карту.
– Давай прямо и направо, – скомандовала Женька.
Вскоре мы выехали из города, асфальтовая дорога узкая, вся в
рытвинах, привела нас в деревню Навыхино, за ней асфальт кончился. Теперь
дорога была песчаной, но хорошо накатанной. Вопреки Женькиным опасениям, еще
пятнадцать километров мы проехали без особых неудобств и обнаружили указатель
«Верхняя Сурья, 6 км». Свернули, достигли перелеска, а миновав его,
увидели церковь на пригорке.
Очень скоро появились первые дома, добротные, двухэтажные,
возле ближайшего из них стояла иномарка с московскими номерами.
– По-моему, все выглядит вполне прилично, –
заметила я.
Широкая улица казалась бесконечной. Женька поглядывала на
номера домов, мы как раз проезжали мимо сорок девятого, а Женькин был под
номером один. Крутой поворот, здесь здания выглядели совсем иначе. Обрывалась
улица на холме возле реки, где стояла церковь. Сообразив, что дальше дороги
нет, я притормозила и взглянула на Женьку. Седьмой дом мы проехали, и он был
последним, а вот еще три дома куда-то запропастились.
– Сдавай назад, – буркнула Женька.
Где нужный нам дом, оставалось лишь гадать. Впрочем, гадать
пришлось недолго, на крыльце девятого дома появилась женщина в полосатом халате
и белой косынке, я открыла окно и обратилась к ней:
– Простите, где здесь первый дом?
Женщина приблизилась, глядя на нас с интересом, я решила
выйти из машины, Женька подумала и тоже вышла.
– Первый? – хрипло переспросила женщина. На вид ей
было лет семьдесят, лицо с крупными чертами успело загореть под солнцем. –
У восьмого дома сворачивайте в прогон, – начала объяснять она, указывая
рукой направление. – Вдоль реки идет дорога, по ней и поезжайте. Он на
отшибе стоит, отсюда его не увидишь.
– Спасибо, – кивнула я.
Женщина продолжала стоять, разглядывая меня с таким
интересом, что я решила: она меня узнала, но не тут-то было.
– Вы что ж, новая хозяйка? – спросила она и вдруг
улыбнулась, словно это предположение показалось ей забавным.
– Подруга, – я кивнула на Женьку. – Вот,
решили взглянуть на наследство.
– Взглянуть – это хорошо, – вновь улыбнулась
женщина. – И что, ночевать там думаете? Или посмотрите да назад в город?
– Собираемся остаться на пару дней.
– В доме? – уточнила она.
– Конечно, в доме, – ответила я настороженно,
заподозрив подвох.
– Ну-ну… – женщина пожала плечами и
отвернулась. – Если что, так я комнату могу сдать. Хорошая комната.
Прошлым летом у меня москвичи жили…
