– А почему ты назвал меня Яичком?
– Так яснее. «Ивард» – это просто звук, которым обозвали тебя родители, не спросив твоего мнения. Имя должно выражать твою сущность, и ты еще подберешь себе подходящее, а пока побудь Яичком.
Ивард пожал плечами. По правде говоря, он больше не думал о себе как об «Иварде».
– А что выражает «Тате Кага»?
– Тате Кага значит «Создающий Ветер», и это много чего выражает. Я назову тебе два объяснения, до третьего сам додумаешься, остальное поймешь, если проживешь достаточно долго.
– Твой пузырь воздает ветер, верно?
– Хо! – удивленно воскликнул нуллер. – Яичко-то из молодых, да ранних! Ну а еще?
– Не знаю.
– Умница. Немногие из моих собратьев Дулу столь охотно сознались бы в своем невежестве. Бобы! – хмыкнул старик.
– Бобы?
Тате Кага поджал губы и изобразил сочный неприличный звук.
– От бобов все пускают ветры, а я их люблю.
Ивард засмеялся, Тате Кага тоже, и пузырь завертелся так, что у парня в глазах зарябило.
– Только и осталось мне треклятых физических удовольствий на седьмой сотне лет – это да еще накласть хорошую кучу. Но «Куча», извините, не мое имя. Оставляю его моим друзьям Дулу.
Юный рифтер снова расхохотался, вспомнив некоторых чистюль, которых видел здесь, на Аресе. Отсмеявшись, он спросил:
– А третье объяснение?
Тате Кага перестал улыбаться, и его пузырь остановился, оставив старика висящим вниз головой.
– Это ты должен сам понять. – Пузырь плыл вверх. – Приходи ко мне в гости.
Ивард посмотрел, как пузырь с Тате Кагой исчезает в мягком свечении, потом приступ дурноты вывел парня из состояния прострации, и он вернулся в дом.
Там он заказал что-то питательное и съел, не разбирая вкуса. Потом повалился на кровать и закрыл глаза.
Сны он теперь видел не только свои. Миновав длинную цепочку воспоминаний, которыми наделил его геном келлийского Архона, он окунулся в нечто знакомое, услышал шепот и узнал голоса эйя.
Один-с-тремя теперь поправилась?
Поправился, – сонно поправил Ивард, глядя, какой бы сон выбрать. Он понемногу учился управлять сновидениями, но получалось не всегда. Он ненавидел некоторые вещи, которые ему снились.
Потом послышался четкий голос, насмешливый и мягкий: Вийя.
Даже не старайся, Рыжик. До них это никогда не дойдет.
Ее веселость была как струйка золотистого света.
Почему я тебя слышу? – спросил Ивард. – Я ведь не темпат. А ты далеко, в Колпаке. – Послав ей эту мысль, он вспомнил картину: Вийя и Локри, сомкнутые в яростном приступе страсти.
Но если она и воспринимала его слова, то образов, к счастью, не видела. Она ответила так, как он и ожидал:
Твоя связь с келли и моя с эйя как-то соединяют нас. А эйя ждут не дождутся, чтобы включить тебя в свой проект, – но не теперь еще. Когда окрепнешь.
Что за проект?
Мы должны найти Сердце Хроноса. Но не думай об этом пока – и никогда не обсуждай это с чистюлями. Спи, набирайся сил. Когда проснешься, к тебе придет Жаим. Мы поговорим об этом позже.
Ивард без слов выразил согласие, и Вийя исчезла. Но где-то позади, вопреки послушанию, возникла вдруг упрямая мысль:
Но ведь Тате Кага – тоже чистюля.
Ивард не знал, почему это вдруг пришло ему в голову.
Потом ему вспомнилось язвительное замечание Грейвинг: «Нельзя доверять человеку только потому, что он красиво говорит», но голубой огонь весом своего опыта подтвердил впечатление Иварда: старый нуллер – хороший человек.
Да заткнитесь вы все!
Внутри воцарилась тишина, но хорошее чувство от Тате Каги осталось, и мальчик благодарно уплыл в хороший сон о недавнем времени, когда Грейвинг и Маркхем были еще живы и все они, свободные, летали на «Телварне»...
* * *
– Две дуэли?
Ваннис, отвернувшись от зеркала, посмотрела на женщину, лежащую поперек ее кровати.
Улыбка Бестан приобрела сардонический оттенок.
– А ты не знаешь, деточка? Где же ты была?
– Один день меня выворачивало наизнанку, а на второй я отсыпалась после этого, – засмеялась Ваннис. Она никому не призналась, что использовала свою действительно бурную реакцию на ту гадость, которую подмешал в проклятый шиидранский чай Шривашти, чтобы дождаться повторного визита Брендона лит-Аркада.
– Если бы я была пошлой женщиной, – все так же сухо отозвалась Бестан, – и если бы мы находились дома, я порекомендовала бы тебе как-нибудь вечерком прогуляться по Галерее Шепотов.
– Постараюсь возместить ущерб тем, кого обидела вчера, – вздохнула Ваннис.
– Напрасно ты велела своей горничной говорить всем, что ты больна, – последовал неумолимый ответ.
– Но я правда болела. – Ваннис все еще нервничала, и это делало ее капризной. Так приятно, когда за тобой ухаживают – и можно дать волю своим эмоциям.
– Болеть можно только по исключительно веской причине, – засмеялась Бестан.
– Тау напоил меня каким-то ужасным шиидранским чаем. Он, конечно, обнаружил это, только когда я уже выпила. Хочешь, чтобы медтехи разнесли это повсюду – даже если у них есть лекарство, что вряд ли?
– Нет, конечно, – сморщила нос Бестан. – Сомнительная репутация сейчас никому не нужна.
Ваннис, закрыв глаза, помассировала виски.
– Тау, возможно, это пришлось бы как раз по вкусу.
– Все что угодно, только не вульгарность – она просто скучна. Чего он от тебя хочет?
Ваннис вздохнула.
– Мама, бывало, говорила: «Тот, кто клянется в своих честных намерениях, наверняка скрывает нечто более важное, чем то, о чем идет речь». Он хочет знать, зачем Флот атаковал Артелион и как Брендон узнал о заговоре против своей жизни. Что еще у него на уме, я не могу пока угадать.
Бестан разглядывала пляшущие в воздухе пылинки, рассеянно поглаживая тонкой рукой живот. Ваннис с детства привыкла называть Бестан тетей и никогда не любила своих родных теток так, как ее, но она не понимала эту женщину. С чего вдруг, например, та решила в семьдесят лет родить себе наследника и настояла на том, что выносит его сама? Ребенок должен был родиться как раз перед нашествием Эсабиановых рифтеров. Бестан, ее мужу и всему семейству пришлось бежать на старом торговом судне, единственном уцелевшем после внезапной атаки. На его борту не было настоящего медицинского оборудования. «Счастье еще, что она вовремя попала на Арес». Ваннис пробрало холодом.
– Мне недостает твоей матери, – внезапно сказала Бестан. – Верховная Фанесса ничего о ней не говорила?
