«Мы непременно разгадаем тайну Ура и их загадочной мощи», – подумала она, переводя взгляд на Эренарха, чье раскрасневшееся лицо и блестящие глаза выдавали признаки опьянения.
Что же все-таки случилось на Артелионе? У кого достанет отваги задать ему вопрос – и ответит ли он?
«Когда Омилов решит свою задачу, я надеюсь, что у нас будет правительство, способное осуществить его проект».
– Вот она, Нг. – Данденус показал сверху на женщину в огненном платье, окруженную группой Дулу, среди которых был сам Архон. – В штатском, – добавил он с вопросительными интонациями.
– Когда моей бабке не хотелось сверкать мундиром, она тоже надевала штатское, – заявила его спутница, критически прищурившись. – Она даже похожа на бабушку – так же хороша, я хочу сказать, но я ожидала, что она окажется более представительной.
Данденус моргнул, преодолевая туман выпитого и выкуренного. Его восхищала форма рук Эми. Она снова улыбнулась ему. Облако голубых, как цвет глаз, локонов обрамляло ее лицо, круглый подбородок упирался в голое плечико. Безупречная линия руки была вся на виду, и улыбка обещала многое. В Данденусе зажглось желание.
Но Эми уже снова перегнулась через балюстраду под опасным углом.
– Хочу увидеть Эренарха. Он тоже должен тут быть.
Данденус поспешно воззрился на переполненный зал. Перед глазами все плыло, а драгоценности, сверкающие на туалетах, в ушах и волосах, мешали сфокусироваться.
– Вон он, – сказала она. – Настоящий Аркад.
Данденус чуть не спросил, многих ли Аркадов она видела, но воздержался. Это было бы ребячеством: если бы она встречала кого-то из них, то выразилась бы иначе.
Вместо этого он попытался навести свое зрение на резкость. Он разглядел стройного темноволосого мужчину в голубом – вероятно, Аркада, – но взор его все время возвращался к дяде Тау, как Данденус стал называть его про себя, такому импозантному в зеленом с золотом наряде, особенно на фоне своей великолепной мозаики. Центром внимания там, внизу, тоже был Тау, а не Эренарх, как следовало бы ожидать, – Данденус ясно это видел.
Мальчик облокотился на перила рядом с Эми, не замечая, как низко перегнулся сам. Отец тоже находился в той группе. Чувствуя себя не совсем непринужденно – на это указывали скрещенные руки, – он, однако, кивал и улыбался, и Данденусу показалось, что в наклоне его головы проскальзывает гордость. Однако никакой враждебности к ненавистному шурину в нем не замечалось.
– А рядом – супруга покойного Эренарха. Я видела ее как-то раз. Приглашает Эренарха на танец. Вот бы мне набраться храбрости! А волосы у нее все еще каштановые. Фу, как скучно!
– В последний раз, когда я виделся с матерью, она сказала, что при дворе теперь моден естественный цвет.
– При дворе, – повторила Эми, и Данденус почувствовал, что ее интерес к нему обострился, когда он упомянул о матери.
«Моя мать – тоже Шривашти», – подумал он. Это как-то оправдывало его гордость великолепным дядиным кораблем. И Эми, видимо, тоже решила, что он здесь свой.
Она перегнулась еще ниже и наморщила лоб, вслушиваясь в разговоры внизу. Что она такое могла услышать? Данденуса, отуманенного выпивкой и курением, слух несколько подводил, да это и к лучшему. Он смотрел на девочку, думая, как бы отвлечь ее внимание от взрослых на себя.
– Лусор, – сказала вдруг она, отклонившись назад, и платье соскользнуло с ее плеча еще ниже. – Я уже где-то слышала это название.
– Лусор, Каэрдре IV, – автоматически произнес Данденус, назвав основные атрибуты системы и ее местоположение в его космическом октанте. – Отец заставил меня запомнить все системы Центральных Тетрад, когда меня назначили наследником, – добавил он, стремясь произвести на нее впечатление. – А что?
– Почему же тогда старик – вон тот, с большими ушами – так замер, услышав это слово?
Данденус прищурился, замечая легкие перемены в кругу взрослых. Мужчина, сопровождавший Нг, действительно притих, зато отец, к его облегчению, оживленно беседовал с Тау.
– Семья Л'Ранджа, – сказал Данденус и вспомнил: – С ними связан какой-то скандал. Теперь там управляет кто-то другой. – Посмотрев на человека с большими ушными мочками, он добавил небрежно: – Он гностор и кавалер – Врат Феникса, кажется, Омилов, из младшей ветви Зигелей.
– Странно, – проронила Эми, постукивая ногтем по зубам.
– Что странно? – Данденус в нетерпении смял несколько хрупких цветков у перил.
– Что это название так его насторожило.
Но Данденус уже утратил интерес к политике. Он нарочно смял еще несколько цветов. Ароматные лепестки полетели вниз, на плечи и волосы взрослых. Никто из них этого не замечал, и Эми хихикнула.
– Давай поспорим, кто с кем будет спать сегодня? – шепнул Данденус, придвинувшись к ней. Ее волосы пощекотали ему ухо, теплое дыхание пахло пряным дымом.
– Я могу придумать занятие поинтереснее, – шепнула она в ответ.
Желание Данденуса перешло в томление, но это было даже приятно.
Не успел он подобрать ответ, Эми отошла в сторону, прихватив с собой еще нескольких их ровесников. Данденус никого из них не знал, а Эми была ему знакома по школе. Там она держалась на расстоянии, но здесь проявила дружелюбие.
«Потому что я теперь наследник, и этот прием устраивает мой дядя».
Эта мысль не вызвала в нем разочарования. Для чего же тогда власть? Он улыбнулся про себя, слушая, как другие болтают о Садах Аши – какой, мол, там обалденный невесомый спортзал, лучше даже – тут голоса понизились до шепота, – чем в закрытой части базы, где флотская молодежь может тренироваться в свое удовольстве. Сады недавно подверглись обновлению, и кто-то – один Профет – устраивает там вечер. Надо будет пойти туда всем вместе и разведать, чтобы в знаменательную ночь занять лучшие площадки.
Данденус соглашался со всем, что предлагалось, почти не слушая. Не так уж это важно. Он наслаждался признанием сверстников и тем, как Эми переплела его пальцы со своими.
* * *
Себастьян Омилов, в последний раз поклонившись своей даме, упал на сиденье транстуба и закрыл глаза.
С уходом Марго Нг вся энергия покинула его. Он глубоко дышал, перебарывая клаустрофобию, – он знал, что это просто стресс. Тианьги транстуба производило тот же лишенный запахов, идеальный по химической композиции воздух, который можно встретить в транстубах всей Панархии. Все здесь работало как надо, и тем не менее он тосковал по Шарванну – по ночному небу над головой и холодному бризу, пахнущему землей и садом.
«Моего дома больше нет». Он прижал ладони к глазам, подавляя отчаяние.
Но оно не проходило. В ушах звучал вкрадчивый голос Архона Шривашти на этом проклятом приеме: «...незадолго до того, как Тареда Л'Ранджа и меня утвердили в правах Архонов – меня на Тимбервелле, а его на Лусоре...»
